Возвращение в небо
Шрифт:
Мы пошли дальше. Дранищев, оглянувшись, заговорил вполголоса:
– Следи за собой, будь всегда аккуратным. Наш командир все помнит, все видит, все знает о каждом... Мы привыкли к этому, а новичку может показаться, что к нему придираются по мелочам...
Утром я стоял у дома командира полка. Поздоровавшись за руку, он предложил сесть. Прежде всего я заметил, что подполковник Шестаков хорошо выбрит. Он с интересом расспрашивал меня о предыдущей службе. А когда речь зашла о полетах и боях, тон его круто изменился. Я почувствовал себя так, будто Шестаков советовался со мной о больших
– Много молодых летчиков потеряли мы под Сталинградом, - доверительно сказал он.
– Молодые хуже переносят нагрузки. А бои предстоят тяжелые. Говорю об этом не случайно. Наш полк не скоро начнет боевую работу. Мы отдохнем, получим новые машины, одним словом, начнем все сначала. У вас есть время хорошо подготовиться к предстоящим боям... Полетаем вдвоем и над аэродромом и над Сталинградом. Вы уже сбивали фашистские самолеты. Я верю, будете хорошо летать и на новой машине. Судя по всему, у вас, Лавриненков, характер настоящего истребителя. И реглан вам добудем тоже настоящий...
Двадцать два дня мы жили на окраине города Пугачева. Отдыхали на берегу живописного озера, много играли в волейбол, смотрели кинофильмы, обсуждали ход войны. А когда, бодрые и здоровые, возвратились на свой аэродром, там уже стояли рядами тщательно замаскированные самолеты Як-1.
Началось переучивание на новые машины. Мне оно далось очень легко, ведь я уже совершал боевые вылеты на истребителе именно этой марки.
А в ноябре мы перекочевали в соседний колхоз, точнее, на его заставленные скирдами луга. Небольшое строение на дугах было одновременно и общежитием, и штабом полка.
Мы чувствовали себя сильными, готовыми к бою, но несколько дней совсем не летали. Приближалось начало большого контрнаступления. Мы ждали его.
Поздно светает в ноябре. Шестой час утра - еще ночь. Туман как бы сгущает тьму, и мы наталкиваемся друг на друга, спеша к машине, на которой обычно добираемся до аэродрома.
Погода явно нелетная. Зачем так рано подняли нас, трудно понять. На аэродроме тихо. Мотористы и техники почему-то не расходятся к стоянкам. Полк выстраивается в компактную колонну по четыре. Перед нами подполковники Шестаков и Верховец.
– Смирно! Равнение - на Знамя!
Знаменосец и два офицера-ассистента с оружием в руках проходят на правый фланг. И сразу светлеет, становится теплее.
– Настал час грозной и справедливой расплаты с немецко-фашистскими захватчиками!
– взволнованно произносит командир полка и при свете фонаря начинает читать приказ командующего Сталинградским фронтом на наступление.
Вслед за тем подполковник Верховец прочитал Обращение Военного совета фронта к воинам - защитникам Сталинграда. И начался митинг. Летчик Борисов, техник звена Д. В. Кислятин и заместитель командира дивизии по политчасти полковой комиссар П. С. Огнев были предельно кратки: они точно выразили наше стремление идти в бой и бить врага.
И сейчас же техники и мотористы заторопились к самолетам. А летчикам приказали выслушать первое боевое задание.
Готовясь
Как все начнется? С чего? Мы думали, что прежде всего прогремит могучий гром, а услышали обычный глухой залп. А через секунду после него началось такое, что вздрогнула под ногами земля.
Мы стояли на берегу Волги. От вала огня, от беспощадной смерти, посланной советской артиллерией на головы врагов, нас отделяла лишь полоса воды. Мы понимали, что наступление - это в первую очередь битва на земле, это удар артиллерии и минометов, это мощная атака брони. Артиллерия уже начала свое святое дело: безжалостно крушила бетон и железо, за которыми прятались гитлеровцы, расчищая путь пехоте. Мы знали, что здесь, за Волгой, сосредоточены могучие силы для наступления. Наши новые чудесные машины, освобожденные от маскировки, стояли теперь на виду, перед полетом, а мы ждали одного - чтобы рассеялся туман. Никто не приказывал - мы сами пошли к самолетам, потому что могучая канонада начала как будто удаляться.
Техник моего самолета Василий Моисеев, сухощавый, невысокий и не очень молодой человек, увидев меня, выскочил из-под машины, вытирая испачканные маслом руки:
– Наступаем! Какая радость! Машина готова! Только еще разок осмотрю все снаружи...
На стоянке было убрано, чисто, как в доме на праздник. От прогретого самолета струилось тепло. Обо всем позаботился Вася Капарака. Так почему-то в полку прозвали Моисеева, и он откликался, не обижаясь. Мы с Моисеевым знакомы недавно, и я не осмеливался называть его Капаракой. Он трогательно старателен и аккуратен в работе. А прозвище все-таки смешное, но точное. У Моисеева острый нос, колючие брови, хриплый голос, большая шапка на голове, он всегда на стремянке, а голова в моторе. Вася Капарака - да и только...
Взлетели не скоро. Вначале небольшими группами прошли наши бомбардировщики и штурмовики. Потом на расчистку неба от немецких истребителей вслед за другими бросили и наш полк.
Строй "фронтом", когда самолеты развернуты по фронту и эшелонированы по высоте, мы четко отработали под руководством Шестакова. Теперь демонстрировали свою выучку. Прошли над Волгой и там, где был город, увидели поднятые взрывами снарядов и обстрелом нашей артиллерии дым, сплошную завесу пыли. Но вспышки огня проступали и сквозь эту завесу. Вражеских истребителей мы почему-то не встретили: наверное, удары "петляковых" и "ильюшиных" по фронтовым аэродромам гитлеровцев парализовали действия их воздушных частей.
Развернувшись по команде ведущего, мы все вместе пошли на юг, потом снова - на запад, проведя по пути лишь несколько молниеносных стычек с одиночными "мессершмиттами".
Едва приземлились - получили новое задание: провести разведку дорог в направлении Дона. На разведку отправилась пара. Летчики установили, что в небе совсем нет вражеских самолетов.
Следующее утро снова встретило нас туманом. Как только прояснилось, подполковник Шестаков с Василием Бондаренко пошли под низким небом в глубокий тыл врага.