Возвращение в темноте

ван Ластбадер Эрик

– О Боже, Боже мой... Мы с дочерью мало общались. Печально, но это факт – я совсем не знаю ее.

Кроукер нежно обнял ее за плечи.

– Давай я отнесу кофе и кекс в столовую, – сказал он.

Но она замотала головой.

– Нет, я сама это сделаю.

Она поставила кружки и тарелки на поднос, и руки у нее больше не дрожали.

В столовой, когда они оба уселись за стол, она вздохнула, отводя от лица выбившуюся прядь волос:

– Боже мой, кажется, я совсем не знала человека, за которым была замужем.

Кроукер откусил кусочек кекса.

– Не

так давно у меня был роман с замужней женщиной, – сказал он, и когда Мэтти удивленно подняла брови, добавил: – Она была несчастна в браке, хотя это и не может послужить оправданием. – Откусив еще кусочек кекса, он запил его крепким кофе. – Впрочем, разговор не о том. У нее была дочь, очень красивая и умная девочка. Но она страдала булимией и все из-за родителей, которые ненавидели друг друга, и девочка знала об этом.

Мэтти меланхолично помешивала свой кофе.

– Ты видишь какую-то параллель?

– Та девочка чувствовала себя лишней, ненужной.

Мэтти снова задрожала, краска бросилась ей в лицо.

– Я люблю свою дочь, – прошептала она.

– Я знаю это. Я же сказал «чувствовала», но это не значит, что она действительно была ненужной. На самом деле мать очень любила ее.

– Я тоже очень люблю Рейчел. – Она умоляюще посмотрела на Кроукера. – Кроме тебя и нее, у меня никого нет. Но теперь мне кажется, что я слишком поздно поняла это...

– Скажи мне, Мэтти, где была Рейчел, когда вы с Дональдом ездили в Англию охотиться на лис, а потом в Аргентину и Ньюпорт?

Мэтти молчала, и Кроукер продолжил:

– А ведь ты тогда была ей очень нужна.

Мэтти медленно выковыривала орехи из кекса. Наконец она сказала:

– Я старалась проводить с ней побольше времени, но Дональд был так настойчив... Ведь он тоже хотел, чтобы я была с ним. Ведь он так много дал мне, я была ему стольким обязана... Поэтому я путешествовала вместе с ним, оставляя Рейчел на попечение няни.

Обеими руками она обхватила свою кружку, словно пытаясь согреться ее теплом. Ее глаза совсем потухли. Наконец, она сказала:

– Что же случилось с ней, пока меня не было рядом? Неужели она действительно возненавидела меня? Как ты думаешь, Лью?

– То, что я думаю, не имеет никакого значения. Ведь я новичок в вашей семье. А что ты сама думаешь?

– Лью, она принимает наркотики, она дружит с людьми, которых я не знаю, по вечерам она уходит неизвестно куда. А когда в больнице она пришла в сознание, то захотела говорить с тобой, а не со мной. – Ее лицо исказилось от боли. – Сейчас я хочу только одного – помириться с ней, обнять ее крепко-крепко и сказать, как сильно я ее люблю... Но, боюсь, уже слишком поздно...

Мэтти была готова разрыдаться, и Кроукер крепко сжал ее руку. Он хотел сказать ей, что еще не поздно, но не мог – через одну-две недели Рейчел действительно могла умереть.

– Не теряй надежды, я делаю все возможное и невозможное, чтобы найти для нее донорскую почку.

Она закусила губу.

– Боже, неужели... Лью, неужели ты сможешь это сделать? Это было бы настоящим чудом!

– Не

отчаивайся, Мэтти. Ты должна держать себя в руках.

По ее щекам катились горькие слезы, она не могла вымолвить ни слова, наконец, прерывисто вздохнув, сказала:

– Дональд дал мне все, о чем я только могла мечтать, превратил меня в сказочную принцессу, за это я готова была сделать для него все, что угодно. Наверное, это было ошибкой.

– Нет, милая, – сказал Кроукер, – ты совершила ошибку еще раньше, когда познакомилась с ним.

* * *

Разглядывая фотографию модели в прозрачном виниловом дождевике, Кроукер не заметил, как уснул на постели Рейчел. Там его и нашла Мэтти. Она на цыпочках подошла к нему и заботливо укрыла одеялом. Ее взгляд упал на его биомеханическую руку, и она долго смотрела на нее. Она знала, что такое чувствовать себя калекой. Первые два месяца после развода с Дональдом у нее было такое ощущение, словно ей ампутировали обе ноги. Конечно, к этому времени их брак превратился в пустую формальность, но она привыкла к нему, как к чему-то жизненно необходимому, без чего она, несомненно, должна была умереть. Однако не умерла. И не жалела об этом.

Укрывая брата одеялом, она вдруг подумала, что так и не спросила его, как он потерял левую руку. Это было чертой ее характера – самой не говорить лишнего и не задавать другим лишних вопросов. Для нее существовала лишь одна форма близости – физическая. Любая другая была совершенно неприемлема. Долгие годы для нее это было нормой существования. И только теперь она осознала, к каким трагическим последствиям привела такая линия поведения. Это касалось ее отношений с Дональдом, и, что страшнее всего, с собственной дочерью, Рейчел.

Мэтти всем сердцем хотела восстановить в семье атмосферу любви и доверия, чтобы ее дочь больше не чувствовала себя одинокой и брошенной. Но она не могла сделать этого, пока в душе царили ужас и отчаяние.

Теперь она вспомнила, что у нее были подозрения насчет того, что с дочерью происходило что-то неладное. Только она не хотела себе в этом признаться, а теперь раскаяние мучило ее, лишало способности хладнокровно оценивать ситуацию. Ноги у нее внезапно подкосились, и она опустилась на колени перед постелью Рейчел, где теперь спал Кроукер, уткнулась в нее лицом и стала жадно вдыхать родной запах ребенка, словно он мог придать ей сил.

Что еще оставалось ей, кроме молитвы? Теперь она могла только просить Бога не забирать у нее горячо любимое дитя.

День третий

1

Кроукер проснулся перед рассветом. Он всегда просыпался без будильника, потому что обладал внутренним чувством времени, которое никогда не подводило его. Приняв душ, он натянул на себя одежду и осторожно выскользнул из дома, стараясь не разбудить Мэтти. Ей необходимо было как следует отоспаться, а добраться до больницы она вполне может самостоятельно.