Возвращение
Шрифт:
– Губернатор не сможет этого сделать, mes dames, – задумчиво произнес епископ. – Франция – наша союзница, может получиться международный конфуз. Я могу лишь просить губернатора от лица Церкви, чтобы он приказал закрыть француженке грудь. Удовлетворит вас это, mes dames?
– Что ж, хотя бы так, владыко.
– Я тотчас же поеду к его превосходительству, – пообещал епископ, прощаясь с дамами.
Через час архиерейская коляска подъезжала к губернаторскому дому.
Губернатор фон Вурменталь, как и преосвященнейший Серафим, был из кавалергардов, с таким же, как посмеивались острословы, «лошадиным образованием».
Когда прибыл архиерей, барон был занят: полицмейстер Наливайко докладывал ему о последних городских происшествиях.
– Сегодня, ваше превосходительство, меня с утра осаждали бандерши с вопросами…
– Морального плана? – усмехнулся губернатор.
– Так точно, ваше превосходительство. Они спрашивали, можно ли у «девочек» с мягкой части тела смыть казенную печать? – полицмейстер хлопнул себя по заду, показывая, где именно стоят печати.
– Какую еще печать?
– Пьяные господа офицеры драгунского полка развлекались, ваше превосходительство. Представились медицинской комиссией, поставили печати на… в общем, велели не смывать до особого распоряжения.
– Безобразие! – возмутился губернатор. – Хороши господа офицеры! Сегодня же вызову командира полка, пусть найдет и строго накажет озорников. Печать со срамных мест немедленно смыть!
– Будет исполнено, ваше превосходительство!
Доложили о приезде архиерея. Губернатор велел просить.
– Ваше высокопреосвященство, благословите, – почтительно встал навстречу визитеру барон. – С чем пожаловали?
– По важному делу, ваше превосходительство, от имени Церкви.
Владыка обстоятельно изложил суть дела, не преминув рассказать о визите и просьбе знатных дам.
– Для меня это новость, – сказал губернатор. – Я видел только ножки мадемуазель Нана. Ничего другого она не показывала.
– Не на что и смотреть, ваше превосходительство, – вставил слово полицмейстер, – у наших барышень достоинства куда богаче…
– Гм… гм… – напомнил о себе архиерей.
– Владыка, в чем Церковь усматривает состав преступления?
– Как! А соблазн? А порочная жажда показывать, – да еще за деньги! – интимные места. А задирание подола блудницей в общественном месте? Не довольно ли срама?
– Тут вы правы, владыка. Полностью разделяю ваше мнение.
– Это прежде всего мнение отцов Церкви. Когда святитель Иоанн Златоуст стал Патриархом Константинопольским, то, увидев, как развращен мир, заплакал. Обличая византийскую императрицу Евдоксию за развод с мужем, он говорил: «Опять беснуется Иродиада и главу Иоанна просит!» Из Священного Писания мы знаем, что Господь неизменно наказывал людей за падение нравов. Там, где распущенность
– Приятно поговорить с образованным человеком. Жаль, ваше преосвященство, что служебная суета отнимает массу времени, не то мы бы могли чаще беседовать. Право, эти французы всегда были источником пороков.
– Не всегда, – возразил архиерей. – Франция была вполне добропорядочной страной. Вы читали роман Гюго «Отверженные»?
– Представьте, читал, – соврал губернатор.
– Помните, как влюбленный Мариус был оскорблен тем, что ветер слишком высоко приподнял подол платья его возлюбленной, обнажив ножку. Девушка была не виновата, но герой негодовал: в его глазах целомудрие было попрано.
Припертый к стенке губернатор решил не обострять отношений с Церковью. Он обратился к полицмейстеру:
– Полковник, распорядитесь, чтобы грудь танцовщицы была прикрыта!
– Перед началом ревю или после, ваше превосходительство?
– М-м… После. Я сегодня приеду и лично разберусь. Организуйте охрану.
Полицмейстер звякнул шпорами.
– Вот какими делами приходится заниматься губернатору, ваше преосвященство, – развел он руками.
– Не лучше ли вообще закрыть заведение, Карл Карлович?
– Закрыть «Мулен Руж» невозможно. По сути, этот Поль де Кок делает большое дело. Русский шантан – это же в своем роде прогресс. Довольно вывозить российский золотой рубль за границу, а оттуда импортировать табак да сифилис. Вы меня извините, ваше преосвященство, но раз уж зашла речь… В парижских шантанах все танцовщицы голые, я видел, да вы и сами знаете… И ничего ужасного в этом нет. Пусть старухи молятся и ставят свечи – это их дело. Не вводить же в городе монастырский устав. А этим вашим дамочкам, жалобщицам, ни к чему посещать подобные представления. Но меры моральной безопасности будут приняты, обещаю.
В полночь, по окончании ревю, грудь Мари-Роз была официально прикрыта. Полицмейстер составил протокол. Поль де Кок рвал и метал:
– Вы хотите меня разорить! Ревю не будет иметь успеха!
Губернатор пожалел было о своем решении, но изменить его уже не мог. Церковь протестовала, связываться – себе дороже.
Николай Николаевич долго при закрытых дверях беседовал с Князем в своем кабинете. Затем с нахмуренным лицом пошел к жене.
– Черт бы побрал этого Маркова! – выпалил он сходу. – Мне начинает надоедать эта канитель.
– Какая канитель? – встревожилась Ольга Александровна.
– Князь опять принес мне листовку, найденную на винокуренном заводе. Вот полюбуйся! – он положил перед женой смятый лист.
Она пробежала глазами текст, отпечатанный на гектографе.
– Почему Князь считает, что ее подбросил Марков? Листовки находили и в прошлые годы, когда его не было.
– Князь собрал улики. Хотел сегодня же передать их в жандармерию, но я сказал, что сам покажу листовку губернатору. Конечно, я не собираюсь ябедничать, так как не хочу, чтобы жандармы совали нос в наши дела, но согласись, дорогая, со стороны Маркова это свинство. Даже вор не ворует там, где живет, а этот пользуется всеми благами и тут же пакостит. Если бы не Юрка с его переэкзаменовкой, я бы ни минуты не потерпел этого прохвоста в своем доме.