Возвращение
Шрифт:
В иллюминатор проступала все более крупным планом подмосковная земля: деревеньки, поля, извилистые речушки, проселочные дороги, леса. У Алика запершило в горле. Мальчишкой с родителями он ездил в эти леса по грибы. Отправлялись затемно, даже завтрак откладывали на потом. После долгой тряски в душной электричке выходили на покрытую утренней росой платформу, углублялись по узенькой тропке в лес. Где-нибудь на полянке, уже прогретой солнышком, усаживались втроем, завтракали перед началом долгого, на полдня, грибного промысла. Иногда, перекусив, отец тянул маму за руку:
– Пойдем,
Отец был строгий, не то что мама. Они возвращались минут через пятнадцать. Раскрасневшаяся мама смущенно отводила глаза, целовала Алика в щеку. Только став взрослым, Алик догадался, какой разведкой они занимались. Что ж, понять можно, были молодые, любили друг друга. И то сказать – отцу в ту пору было лет на десять меньше, чем Алику сейчас… Заядлые грибники, родители забывали об усталости. Алику, напротив, поиск грибов быстро надоедал. Приходилось перебираться через поваленные, полусгнившие деревья, к лицу липла лесная паутинка. Через час-другой он капризно заявлял, что у него устали ножки.
– Ну, ты и лентяй, – притворно сердитым голосом говорил отец. Потом одним движением сильных рук подымал сына над головой и усаживал себе на плечи. Для большей устойчивости Алик клал ладошки на его загорелую, потную шею. Верхом на отце собирать грибы становилось интереснее. Алик вглядывался в мох под деревьями. Увидев среди зелени коричневую шляпку, тыкал мокрым от отцовского пота пальцем в ее сторону, восторженно кричал:
– Вон, вон белый! Ничего без меня не видишь, разиня!
Отец послушно поворачивался, легко приседал перед грибом, аккуратно подрезал его ножку у основания…
«Боинг» летел уже совсем низко, выпустив колеса. Мелькнула в иллюминаторе проволочная ограда, травяной лужок за ней, а потом серым бетоном заструилась внизу посадочная полоса. «Боинг» мягко коснулся ее и побежал, гася скорость.
На первом этаже международного аэропорта «Шереметьево-2», в полутемном, без окон зале, Алик прошел сперва паспортный контроль. За стеклянной перегородкой полногрудая дама в кителе с погонами долго, глубокомысленно разглядывала визу и американский паспорт Алика. Тяжело вздохнув, шлепнула печать.
После паспортного контроля пассажирам нью-йоркского рейса надлежало получить свой багаж. Они терпеливо жались возле пустой ленты транспортера, ожидая, когда на ней появятся их чемоданы. А у Алика, кроме сумки в руках, никакого багажа не было. Он помахал на прощаньеСтепану, но тот, уставясь тяжелым, похмельным взглядом на ленту транспортера, его не видел. У выхода из багажного зала таможенник пропустил сумку Алика через рентгеновскую установку. Потом поставил сумку на стол перед собой, расстегнул ее, зачем-то пощупал аккуратно сложенную Барбарой рубашку, что лежала сверху. Черкнув закорючку, вернул таможенную декларацию и вяло махнул рукой – проходите…
Обленились, однако, ребята за минувшие девять лет. Алику вспомнилось, какой
В зале для встречающих было многолюдно. Ответив на чей-то нетерпеливый вопрос, что за рейс прибыл, Алик выбрался из толпы. Поставив у ног сумку, выпростал из-под рукава часы. Они показывали время в Сан-Франциско – пять сорок пять утра; Барбара еще третий сон видит. Между Москвой и Сан-Франциско одиннадцать часовых поясов. Алик перевел часы на московское время – четыре сорок пять дня.
– Ну что, хозяин, поехали? – массивный шоферюга в черной кожаной куртке стоял перед Аликом, щерил, изображая улыбку, крупные желтые зубы; волосатые пальцы раскачивали цепочку с ключами от машины. – Да ты не сомневайся, много не возьму. Десять баксов дашь? Ведь это же по нынешним временам не деньги. Просто в центр порожняком ехать не хочется, люблю поболтать с попутчиком.
«Действительно, недорого – в Сан-Франциско за поездку из аэропорта до дома слупили бы не меньше тридцатки» – подумал Алик.
– Мне в Измайлово надо, – сказал он.
– Нету проблем. Это, можно сказать, по пути мне.
В углу зала Алик увидел окошечко, а над ним надпись: «Обмен валюты».
– Подожди только, я сейчас доллары обменяю.
– Дело, конечно, хозяйское. Но я бы не советовал – в центре найдешь пункты обмена, где курс получше. А со мной тебе рублями расплачиваться не надо. Я же сразу сказал – десять баксов… Поехали, нечего время терять.
Прихватив мощной рукой сумку Алика, он вывел его наружу. Под широким навесом, вдоль тротуара жались друг к другу разномастные машины. Открывая заднюю дверцу красных «жигулей», шоферюга сказал:
– Садись сзади, хозяин, там тебе с сумкой удобнее будет.
В толчее подъезжающих и отъезжающих машин «жигули» осторожно выбрались из-под навеса. В глаза Алику ударил солнечный свет, пронизывающий коричневатую дымку над аэропортом. Трава по краям дороги была еще прошлогодней, пожухлой; лишь кое-где проступали изумрудные пятнышки молодой травки. Начало мая. Видать, весна в этом году в Москве поздняя.
– Ну, как погода в Нью-Йорке?
– Дождик, – отозвался Алик.
– А у нас, наконец, тепло пришло. Душа не нарадуется.
Дорога от аэропорта поднялась на эстакаду. Сразу за эстакадой «жигули» свернули налево и выскочили на широкое многорядное шоссе. «Ленинградское шоссе» – вспомнил Алик.
– Вот, блин, опять стоит, – выругался шоферюга. – Спасенья нету от этих гаишников.
Впереди, у края шоссе, застыла фигура в милицейской форме; в руке – протянутая горизонтально милицейская палочка. Скрипнув тормозами, «жигули» остановились на обочине.