Возвращение
Шрифт:
Когда дома он прочитал детям очередную порцию вечерних сказок, позвонил Роот.
– Как дела? – спросил инспектор.
– Это не он, – ответил Мюнстер. – Кохлер жив и в добром здравии. Они просто забыли об этом сообщить.
– Ну и ну.
– А твой как?
– Похоже, что то же самое. По крайней мере, яиц у него хватает. Да и жен тоже. Видно, он просто сбежал.
– Вот как, – сказал Мюнстер. – Что теперь будем делать?
– У меня появилась мысль, – сказал Роот. – По поводу расчленения. Или на руках и ногах были
– Проще?
– Отпечатки пальцев, – выдал Роот.
Мюнстер задумался.
– Кто ж избавляется от отпечатков, отрубая ноги?
– Правильно. Но он это сделал, чтобы запутать. Понимаешь, что это значит?
Мюнстер подумал еще две секунды.
– Конечно. У нас есть его отпечатки. Он есть в нашей базе.
– Умный полицейский, – похвалил его Роот. – Да, даю голову на отсечение, что где-то в архивах есть его отпечатки. Кстати, сколько там человек?
– Думаю, с триста тысяч, – ответил Мюнстер.
– Да, просто самая малость. Эх, этим путем нам его все равно не найти, но это уже что-то. Увидимся завтра.
– До завтра, – попрощался Мюнстер и положил трубку.
– Чем вы сейчас занимаетесь? – спросила Сини, когда они выключили свет в спальне и обнялись.
– Да так, – ответил Мюнстер, – ищем одного старикана, который пропал в прошлом году. Ему лет пятьдесят – шестьдесят, и у него одно яичко.
– Интересно, – заметила Сини. – И как вы его найдете?
– А мы уже нашли. Убитым.
– Вот оно что, – сказала Синн. – Обними меня, пожалуйста, покрепче.
Естественно, Мюнстер выиграл все три гейма, но все-таки счет был самым близким к ничьей за последние несколько лет. Очки распределились: 15–10, 15–13, 15–12, если кому-то было интересно знать точный счет. Во втором и в третьем гейме комиссар долго был подающим.
– Если бы я не промазал при подаче, ты бы продул, – объявил он по дороге в раздевалку. – Так и знай.
– Отличная была игра, – отозвался Мюнстер. – Кажется, комиссар в хорошей форме.
– Какая хорошая форма? – усмехнулся Ван Вейтерен. – Это предсмертные судороги. Завтра мне на операционный стол, если ты не помнишь.
– Ах да, конечно, – сказал Мюнстер, как и остальные коллеги, он был в курсе дела. – Во сколько?
– Сегодня вечером ложусь в больницу. Операция завтра в одиннадцать. Да, все там будем.
– У моего дяди был рак толстой кишки. Он перенес две операции и сейчас прекрасно себя чувствует.
– Сколько ему лет?
– Около семидесяти, – ответил Мюнстер.
Комиссар пробормотал что-то себе под нос и сел на скамейку.
– Давай выпьем «У Аденаара» после душа, – предложил он. – Хочу послушать, как продвигается дело.
– Хорошо, – согласился Мюнстер. – Мне только нужно будет позвонить Синн.
– Конечно, позвони, – сказал Ван Вейтерен. – Передай ей от меня привет.
«Он не верит, что выживет», – подумал Мюнстер, и вдруг почувствовал жалость к комиссару. Без сомнения, это произошло в первый раз и совершенно неожиданно
Но «У Аденаара» комиссар уже снова обрел свое собственное «я». Он бурно возмущался, что пиво разбавлено, и два раза заставил поменять себе бокал. Посылал Мюнстера за сигаретами. Стряхивал пепел в цветочные горшки.
– Ну что ж, интендант занимается делом, а я, как говорится, на подхвате. Вы, как я понял, не сильно продвинулись?
Мюнстер вздохнул. Отпил глоток и начал докладывать о результатах проделанной работы.
Пришлось признаться, что предположения Ван Вейтерена небезосновательны. Неопознанный труп из-под Берена по-прежнему не опознан. Прошло две недели, но следствие стоит на месте.
Не то чтобы интенсивность и качество оперативной работы оставляли желать лучшего – просто отсутствовал результат. Были сделаны многочисленные объявления по телевидению, радио и в газетах. Дело, несомненно, государственной важности, несмотря на угасающий интерес средств массовой информации на второй неделе. Были проверены все пропавшие без вести лица мужского пола в возрасте сорока – шестидесяти лет (на случай, если Меуссе ошибся в возрасте), и все эти варианты отпали после вопроса о количестве семенных желез. Телефонная проверка данных больниц, которую проделал Роот, показала, что в стране от девятисот до тысячи мужчин актуальной возрастной категории по тем или иным причинам имеют одно яичко, что значительно больше, чем предполагалось, но выяснить их личные данные не представляется возможным из-за врачебной тайны. Мюнстер связался с несколькими тюремными начальниками, но был вынужден констатировать, что контроль за состоянием половых органов заключенных и внесение этих данных в соответствующие документы не являются сильной стороной пенитенциарной системы.
– Искать по тюрьмам бесполезно, – заключил Мюнстер. – Насчет отпечатков пальцев – это, в общем, только предположение.
Ван Вейтерен согласно кивнул.
– А что ковер?
– Ха… – вырвалось у Мюнстера. – О нем мы знаем очень многое. Комиссар желает услышать?
– Пожалуйста, вкратце.
– Ковер из овечьей шерсти. Довольно низкого качества, когда-то был серо-синим. Метр шестьдесят на метр девяносто. Вероятное время использования – три-четыре года. Клейма производителя нет, довольно изношенный еще до… последнего применения.
– Хм… – прокомментировал Ван Вейтерен.
– На ковре имеются следы собачьей шерсти и еще пяти – десяти субстанций, которые можно найти в любом доме. Кстати, для перевязывания свертка использовали кусок коричневой веревки. Обмотали два раза, чтобы выдержала. Обычная веревка. В стране такой продают двести тысяч метров в год.
Комиссар закурил:
– Еще что-нибудь от Меуссе?
– Еще бы, – ответил Мюнстер. – Сделан анализ ДНК и получен весь его генетический код, если я правильно понял. Проблема в том, что его не с чем сопоставить. Нет таких баз данных.