Возвращение

Паолини Кристофер

Высоко над ними среди ветвей ворон Благден взъерошил свои белые, цвета слоновой кости, перья и пронзительно крикнул:

— Вирда!

ГОЛОВОЛОМКА

Насуада, скрестив руки на груди и даже не пытаясь скрыть раздражение, пристально посмотрела на тех, что стояли перед нею.

Коренастый, приземистый мужчина справа обладал такой короткой, толстой шеей, что, казалось, голова его сидит прямо на плечах. Из-за этого он смотрел на неё набычившись, исподлобья, что придавало ему вид человека упрямого и недалёкого. Это впечатление усугубляла его не слишком привлекательная внешность: широкие всклокоченные брови, торчавшие

над глазами, как два холма, и толстые, бледные, как варёная картошка, губы. Насуада, впрочем, прекрасно понимала, что отталкивающая внешность ещё ни о чем не говорит. Тем более что речь коренастого коротышки отличалась умом и язвительностью, как у придворного шута.

Единственной приметной чертой второго жалобщика была его бледная кожа, которая не желала темнеть даже под безжалостным солнцем Сурды, хотя вардены пробыли в Абероне уже несколько месяцев. Насуада догадалась, что он родом из самых северных провинций Империи. В руках светлокожий мужчина держал вязаную шапчонку, которую то и дело скручивал жгутом.

— Первым говори ты, — указала на него Насуада. — Итак, сколько кур он снова у тебя украл?

— Тринадцать, госпожа моя.

Насуада повернулась ко второму, безобразному мужчине:

— Несчастливое число! Тем более для тебя, мастер Гэмбл. Ты виновен в краже и в уничтожении чужой собственности без предоставления соответствующей компенсации.

— Я никогда этого и не отрицал.

— Интересно, как это ты умудрился съесть тринадцать кур за четыре дня! Ты, вообще, бываешь когда-нибудь сыт, мастер Гэмбл?

Он весело ей улыбнулся и поскрёб щетину на лице жуткими, давно не стриженными ногтями с таким скрежетом, что Насуада с трудом удержалась, чтобы не попросить его перестать.

— Не подумай, что я хочу показаться непочтительным, госпожа моя, но для меня наесться досыта — не такая уж большая проблема, если бы ты велела кормить нас как следует. Работа у меня тяжёлая, и мне нужно хотя бы немного мяса после того, как я полдня киркой в каменоломне махаю. Честное слово, я очень старался противостоять искушению, но за три недели мы ни разу не ели досыта. А кругом полно жирненьких коз да овечек; у фермеров куры по двору бегают, да только фермеры-то ни за что с тобой не поделятся, даже если с голоду подыхать будешь… Что ж, сознаюсь: голод меня и доконал. Я не больно-то умею ему сопротивляться. Я люблю, когда еды много и она горячая. И право же, я далеко не один такой! Многие из наших голодными ходят.

«В том-то все и дело! — думала Насуада. — Вардены оказались не в состоянии прокормить себя. Хотя Оррин, правитель Сурды, и открыл для них двери своей сокровищницы, но отказался последовать примеру Гальбаторикса, привыкшего отнимать все у жителей тех селений, через которые вёл свои войска, и не платить им за это ни гроша. Очень благородно с его стороны, только мне от этого не легче», — мрачно размышляла Насуада, понимая, что и сама не смогла бы поступить иначе.

— Я понимаю, что привело тебя к воровству, мастер Гэмбл, — сказала она. — Однако же, хоть орден варденов и не является государством и не подчиняется ни одному из правителей, это отнюдь не означает, что кому-то из нас позволено преступать законы, установленные моими славными предшественниками. Равно как и законы, действующие в Сурде. А потому я приказываю тебе уплатить по одной медной монете за каждую курицу, которую ты украл.

Гэмбл удивил её тем, что без малейших протестов склонил голову и сказал:

— Как тебе будет угодно, госпожа моя.

— Что значит «по одной медной монете»? — возмутился его бледнолицый оппонент, ещё сильнее скрутив свою вязаную шапчонку. — Это несправедливая

цена! Если б я этих кур на рынке продал, мне б за них…

Больше Насуада сдерживаться не могла:

— Да, я знаю: на рынке ты, разумеется, выручил бы больше! Но знаю я и то, что мастер Гэмбл не в состоянии уплатить тебе полную цену. Я знаю это потому, что именно я плачу ему за работу! Как и тебе, впрочем. Ты, видно, забыл, что если я решу попросту отобрать у тебя всю птицу в пользу варденов, ты даже и по медяку за цыплёнка не получишь! И тебе придётся с этим смириться. Ты хорошо меня понимаешь?

— Но ведь нельзя же, чтобы он…

— Так ты меня понял или нет?

Бледнолицый варден умолк, опустил голову и еле слышно пробормотал:

— Да, госпожа моя.

— Вот и отлично. Можете идти, оба. Торжествующе усмехнувшись, Гэмбл с восхищением глянул на Насуаду, коснулся пальцами лба и низко ей поклонился, а потом, пятясь, двинулся к дверям. Следом за ним вышел и его бледнолицый противник, явно не довольный подобным исходом дела.

— И вы тоже идите, — велела Насуада стражникам, стоявшим у двери.

Оставшись одна, она горестно поникла в кресле и с тяжким вздохом принялась обмахиваться веером, чтобы осушить капли пота, выступившие у неё на лбу. Постоянная жара отнимала у неё силы, даже самые лёгкие дела делая трудновыполнимыми.

Насуада, правда, не без оснований считала, что и зимой чувствовала бы себя усталой: она не ожидала, что ей придётся столкнуться с таким количеством трудностей. Она неплохо знала устройство ордена и благодаря отцу была знакома со всеми его делами, и тем не менее потребовалось куда больше усилий, чем она предполагала, чтобы перевести всех варденов из Фартхен Дура через Беорские горы и устроить их в Абероне. Ей страшно было даже вспоминать о столь долгом и тяжком путешествии в седле. А уж подготовка к отправке из Фартхен Дура и вовсе казалась ей страшным сном. Не менее сложным оказалось и внедрение варденов в новую обстановку. При этом приходилось готовить их и к грядущей войне с Империей! У Насуады по минутам были расписаны все дни, но времени катастрофически не хватало. Она чувствовала, что не в силах одна справиться с решением многочисленных проблем.

Она бросила веер на стол и позвонила своей горничной Фарике. Знамя, висевшее справа от её рабочего стола, чуть шевельнулось, когда из потайной дверцы в стене выскользнула Фарика и, учтиво опустив глаза, встала рядом со своей госпожой.

— Ещё кто-нибудь просился ко мне? — спросила Насуада.

— Нет, госпожа.

Насуада с трудом сдержала вздох облегчения. Раз в неделю она открывала двери своей приёмной для разрешения всех споров и сложностей, возникавших меж варденами. Любой, кто чувствовал, что с ним обошлись несправедливо, мог испросить у неё аудиенции и потребовать суда над обидчиком. Увы, она пошла на это, совершенно не представляя себе, сколь трудна и неблагодарна эта работа! Теперь она часто вспоминала слова отца, которые тот почти всегда произносил после очередных переговоров с Хротгаром: «Хороший компромисс всех оставляет рассерженными». И, похоже, был абсолютно прав.

— Ты знаешь, — сказала Насуада Фарике, — я хочу отправить этого Гэмбла на другую работу. Ты бы подыскала ему такое занятие, где пригодился бы его острый язык. Он у него хорошо подвешен. Мне надоело разбирать его кражи — пусть на новом месте он хоть ест досыта.

Фарика кивнула, подошла к столу и записала поручение своей госпожи на куске пергамента. Она была отличным секретарём и давно уже стала для Наусады просто незаменимой.

— Где мне его искать? — спросила она.

— В каменоломнях. Он — каменотёс.