Возвращение
Шрифт:
И охнул, почувствовав, что обе его ноги точно схватил кто-то очень сильный, сдавил и теперь выворачивает кости из суставов. Он не мог сделать ни шагу, хотя верхняя часть ног и все тело были совершенно свободны. Он словно по колено увяз в густом растворе для кладки кирпичей.
— Освободись сам, — велел ему Оромис.
Это был уже вызов. Эрагону ещё не приходилось отводить чужие заклятия, и он задумался. Можно ослабить невидимые путы двумя способами, размышлял он, но лучше, конечно, было бы знать, как именно Оромису удалось его обездвижить: воздействовал ли он непосредственно на его тело или же воспользовался каким-то внешним источником силы. Если последнее, то можно направить эту силу в
Составив необходимую фразу, он произнёс:
— Лосна калфия йет, — что означало: «Освободи мои ноги».
На это потребовалось гораздо больше сил, чем предполагал Эрагон, и, когда эти силы его покинули, он из человека, умеренно уставшего от дневных трудов, мгновенно превратился в существо настолько обессилевшее, словно его переехала ломовая телега. Однако страшная хватка ослабла, и он, почувствовав, что свободен, едва устоял на ногах.
Оромис покачал головой и сказал:
— Глупо, очень глупо. Если бы я приложил ещё немного усилий и продолжил действие моего заклятия, это убило бы тебя. Никогда не пользуйся абсолютами.
— Абсолютами?
— Никогда не используй в заклинании тех слов, при которых возможны только два исхода: успех или гибель. Если бы враг поймал твои ноги в такую ловушку и оказался сильнее тебя, тебе пришлось бы израсходовать все свои силы, пытаясь сломить его чары. И ты бы умер, не имея ни малейшей возможности отменить произнесённое тобой заклинание, ещё до того, как понял бы, что оно подействовало.
— Как же мне избежать этого? — спросил Эрагон.
— Гораздо безопаснее превратить магическое действие в некий процесс, который можно завершить по собственному желанию. Вместо того чтобы произносить фразу «освободи мои ноги», которая является абсолютом, ты мог сказать «ослабь чары, сковавшие мои ноги». Слов немного больше, зато ты сам мог бы решать, насколько тебе нужно уменьшить воздействие вражеского заклятия и безопасно ли для тебя полностью устранить это воздействие. Сейчас попробуем снова.
Страшная схватка возобновилась, стоило Оромису прошептать заклятие, но Эрагон чувствовал себя настолько усталым, что сомневался, сможет ли оказать эльфу сколько-нибудь действенное сопротивление. Но тем не менее послушно призвал на помощь магию.
Но не успели ещё слова древнего языка слететь с его губ, как он испытал странное ощущение — сила, сжимавшая его колени, стала понемногу уменьшаться; казалось, он медленно вытаскивает ноги из холодной липкой трясины. Эрагон быстро глянул на Оромиса и замер, поражённый увиденным: на лице эльфа была написана такая страсть, словно он лихорадочно цепляется за что-то необычайно для него драгоценное, потерять которое невозможно, невыносимо… Эрагон заметил, как дрожит жилка у него на виске.
Наконец невидимые путы окончательно исчезли, и Эрагон заметил, как вздрогнул старый эльф, а потом застыл, разглядывая собственные руки; грудь его тяжело вздымалась. С минуту постояв в такой позе, Оромис резко выпрямился и ушёл на самый край утёса. Его одинокая фигура отчётливо вырисовывалась на фоне бледного неба.
Сострадание и печаль охватили Эрагона, примерно те же чувства он испытал, когда впервые увидал искалеченного Глаэдра. Он проклинал себя за то, что вёл себя так нетерпеливо и бестактно, с таким пренебрежением относился к немощи старика
Он подошёл к Оромису, опустился на одно колено и низко поклонился ему, как это делают гномы, коснувшись ободранным лбом земли.
— Я очень прошу тебя, учитель: прости меня! Эльф ничем не показал, что слышит его.
Оба так и стояли, застыв, пока не стало садиться солнце. Птицы запели свои вечерние песни, в воздухе повеяло прохладой, а с севера донеслось шумное хлопанье крыльев — это возвращались Сапфира и Глаэдр.
Только тогда Оромис, не оборачиваясь, тихим, глухим голосом промолвил:
— Завтра мы все начнём сначала — и это упражнение, и некоторые другие. — Потом, уже успев надеть свою привычную маску безмятежной сдержанности, прибавил, чуть повернувшись: — Ты доволен?
— Да, учитель, доволен, — сказал Эрагон.
— И ещё: мне кажется, тебе лучше постараться постоянно говорить только на древнем языке. Времени у нас очень мало, а это самый лучший способ поскорее его выучить.
— Даже с Сапфирой?
— Даже с ней.
— Хорошо, я буду работать день и ночь и постараюсь не только думать, но и сны видеть на вашем языке! — со всей горячностью пообещал эльфу Эрагон.
— Если тебе это удастся, — совершенно серьёзно ответил Оромис, — то наше дело ещё вполне может и победить. — Он помолчал. — Завтра утром ты полетишь не сюда, а с тем эльфом, которого я пошлю, и он проводит тебя туда, где обитатели Эллесмеры обычно упражняются в фехтовании. Позанимайся там часок, а потом возвращайся сюда, как обычно.
— А разве не ты будешь учить меня приёмам фехтования? — спросил Эрагон, и ему снова показалось, что эльф пренебрегает своими обязанностями.
— Мне нечему тебя учить. Ты очень хорошо владеешь мечом, мне таких фехтовальщиков редко доводилось встречать среди людей. Сейчас я владею искусством фехтования не лучше тебя, а те немногие секреты, которыми я все ещё владею, я передать тебе просто не в силах. Единственное, что тебе остаётся, это поддерживать тот же уровень мастерства.
— Но почему я не могу фехтовать с тобой, учитель?
— Потому что мне неприятно начинать день с конфликтов и взаимного раздражения. — Он посмотрел на Эрагона и, несколько смягчившись, добавил: — И потому, что тебе будет очень полезно познакомиться с другими фехтовальщиками. Я ведь не единственный представитель своего народа. Но довольно об этом. Смотри, они уже рядом.
Два дракона плавно скользили на фоне огромного солнечного диска. Первым летел Глаэдр. Ветер так и ревел, поднятый его могучими золотистыми крыльями, а когда он завис над лужайкой, свет, казалось, на мгновение померк. Затем приземлилась Сапфира; быстрая и подвижная, она выглядела рядом с Глаэдром, точно воробей рядом с орлом.
Как и утром, Оромис и Глаэдр задали несколько вопросов своим ученикам и убедились, что Эрагон и Сапфира обратили внимание на то, что было преподано каждому из них. Правда, они это делали не всегда, но благодаря тому, что успевали тут же поделиться друг с другом знаниями, смогли ответить на все вопросы. Единственным камнем преткновения оказался древний язык, на котором их попросили общаться между собой.
«Ну что ж, — пророкотал Глаэдр после опроса учеников, — вы оба делаете успехи. — Он искоса глянул на Эрагона. — А с тобой нам вскоре придётся заниматься вместе».