Возвышение империи
Шрифт:
— Нет, не в Аккаде. Он рассказал мне, что был рабом в восточных землях, но никогда много об этом не говорил, сказал только, что сбежал. У него отметины от бича на спине, и даже в Аккаде его снова могли бы продать в рабство, если бы нам не нужны были воины, чтобы сражаться с алур мерики.
— Но ты не продал его в рабство, когда опасность миновала? А люди в городе не объявили его беглым рабом?
— Я был рожден варваром, Лани. Обычаи города — не всегда мои обычаи. Кроме того, он спас мне жизнь, и не один раз. Ты думаешь, я мог бы отплатить ему за это, снова
Эсккар толкнул к ней чашу с вином, и она, сделав маленький глоток, вернула ее обратно.
— А теперь ты правишь самым большим селением на свете, поэтому ты уже не варвар, иначе горожане не последовали бы за тобой.
Эсккар улыбнулся.
— Им все еще нелегко признать меня правителем. И я правлю не один, Лани.
— Это кажется еще более странным — что знать Аккада смирилась с властью женщины.
Итак, Лани слышала об истинной роли, которую играла Трелла в Аккаде. Что ж, это упрощало дело.
— Она сама была рабыней. Ее отдали мне, чтобы она помогала мне по хозяйству, — Эсккар улыбнулся, подумав об этом. — Трелла из тех женщин, которых мой народ называет «наделенными даром». Она многое видит, знает тайны деревни и понимает нрав мужчин. Без нее я бы даже не уцелел, не говоря уж о том, чтобы стать правителем Аккада.
— Я слышала, что она молода, что ей всего пятнадцать. Должно быть, у нее и вправду дар. Наверное, ты очень сильно ее любишь.
Эсккар кивнул.
— Ты и представить не можешь, как сильно. Она для меня особенная. И сейчас она носит нашего ребенка, который будет править Аккадом после нас.
— Тогда я благословляю ее имя. И не позволю себе ревновать к ней.
— Не ревнуй, Лани. Я здесь благодаря ей, и благодаря ей ты под защитой Аккада.
Он протянул руку через стол и коснулся руки женщины.
— И я думаю, ты очень на нее похожа. У тебя быстрый ум, и ты понимаешь нрав мужчин. Сколько тебе лет, Лани?
— Весной мне исполнится двадцать четыре, господин. Но большую часть того, чему я научилась, я скорее всего забуду.
Крики боли Ниназу звенели над площадью. Эсккар и Лани умудрялись несколько мгновений не обращать внимания на шум снаружи.
Но внезапно крики стихли, оборвались, а вместо них раздался громкий разочарованный и неодобрительный стон толпы.
— Ниназу или потерял сознание, или умер, — сказал Эсккар. — Пойду взгляну.
Он подошел к двери и окликнул одного из воинов. Спустя несколько минут Эсккар вернулся к столу и снова сел.
— Ниназу мертв, Лани. Палачи были слишком небрежны. Жители думают, что он мало страдал.
Лани опустила голову.
— Я рада, что он мертв. Смерть моего мужа отомщена. Теперь я могу похоронить его, по крайней мере в мыслях.
Всем приходится справляться с горем и потерей по-своему, и Эсккар уже сделал все, что мог, чтобы ей помочь.
— Ты ни в чем не будешь нуждаться до конца своих дней, Лани. Оставайся в доме, пока все не кончится.
Он повернулся и снова вышел на площадь.
Толпа вновь обрела голос. Теперь, когда Ниназу был мертв, люди снова начали спорить. Многие хотели, чтобы все пленники
Прежде чем Сисутрос успел разобраться с остальными людьми Ниназу, солнце пересекло полуденную черту.
Аккадцы взяли в плен тридцать одного человека, и с каждым нужно было разобраться лично. Эсккар знал, что те, кто совершили самые худшие преступления, будут самыми скверными рабами — слишком высокомерные, чтобы смириться. За ними потребуется следить, сторожить их до конца дней, а они всегда будут выжидать случая сбежать и доставят больше неприятностей, чем пользы. Жители деревни указали на девять таких человек, и совет приговорил их к смерти. Четверо совершили особо зверские злодеяния и были подвергнуты пытке, пройдя перед смертью через муки. Быстрый удар мечом в сердце решил судьбу других пяти.
Остальных, которые были достаточно покорны, чтобы смириться с наказанием, Сисутрос приговорил к рабству. Их заклеймят клеймом Аккада, и они будут работать до самой смерти. Сисутрос приказал, чтобы пятнадцать рабов были как можно скорее посланы в Аккад. Этому городу, занятому расширением стен, рабочие нужны были больше, чем Биситуну. Корио и его строители найдут применение лишним рукам.
Эсккар покачал головой при мысли о том, что рабы будут посланы в Аккад, хоть и понимал, как они там нужны. Придется отрядить несколько драгоценных воинов, чтобы охранять их в дороге, придется снабдить их едой, а еще — лошадьми, веревками и всем, что понадобится для недельного пути до Аккада.
Сисутрос провел остаток дня, деля добро и лошадей, отобранных у Ниназу. Хотя большая часть того, что забрали люди Ниназу, была найдена, многие ценные вещи так и не отыскались. И само собой, некоторые крестьяне предъявляли права на одни и те же предметы, затевая бурные споры. И даже если все соглашались, что распределение честное, законные владельцы спорили насчет части, которую забирал себе Аккад.
Все заявляли, что две десятых для Аккада — слишком уж большая доля, пока Сисутрос не пригрозил, что у следующего человека, который начнет протестовать, он заберет все до последнего. Он напомнил, что у жителей вообще бы ничего не было, если бы аккадцы не спасли их жизни и их добро, и что аккадские воины погибли, чтобы дать им свободу.
Золотые и серебряные монеты, изъятые у Ниназу, оказались еще одним источником споров, потому что трудно было установить, сколько их было отобрано у того или другого человека. Сообща члены совета все же приняли решения, зачастую после того, как обратились к жителям деревни, которые делили деньги на основании того, сколько, по их мнению, их могло быть у данного человека.
Наконец солнце начало опускаться за горизонт, и Сисутрос объявил, что на сегодня дела закончены. Новое общее собрание будет созвано завтра, прямо с утра. Совет старейшин начнет свое заседание еще раньше, через час после восхода, чтобы перейти к следующему вопросу — возобновлению работы фермеров, лавочников и торговцев.