Возвышенное
Шрифт:
– Готов потанцевать? – спрашивает она.
– Еще как, – он идет за ней.
Когда Люси танцует, Колин удивляется, почему она не бросается в глаза, словно вспышка, среди других, менее изящных студентов. Руки ритмично двигаются над головой. Ноги скользят, почти отрываясь от земли. Смеясь, она невесомо и игриво кружится вокруг него. Он никогда не видел ее такой, и благодаря этому ему становится легче противостоять силе, тянущей его вниз по склону в сторону озера.
А потом на секунду ее улыбка исчезает, и ее взгляд, минуя его, движется к краю смотровой и, словно срываясь,
– Я вспомнила, как это было, – говорит она, и чувство вины добавляет в ее цвет глаз оттенок мягкого серого, и добавляет: – Я рада, что ты в порядке.
По какой-то причине ее голос звучит слабее на последних словах, и он знает ее. Если она чувствует то же, что и он, то она хочет спуститься с холма в темноту, лишь бы только посмотреть на острые края трещины и холодную безмолвную воду под ней.
Глава 23
ОНА
Она сидит на нем верхом, снова и снова расстегивая и застегивая верхнюю пуговицу его рубашки, очарованная тем, как много сосредоточенности это требует.
Она видела, как он справлялся с этим за пару секунд и одной рукой. Но после падения в озеро ему потребовалась неделя, чтобы снова научиться легко застегивать свою рубашку.
Люси наблюдает за собственными пальцами, скользящими по его груди вниз к ссадинам на животе. Ее тело мерцает оттенками слоновой кости и матовым персиковым. На ней нет ни веснушек, ни шрамов, ни синяков. И помимо этого ее кожа кажется слабо подсвеченной, делая похожей на акварель. Руки Колина грубые и в царапинах. На внутренней стороне запястья у него есть небольшая родинка, а на костяшках правой руки – шрамы. В нем настолько очевидно пульсирует жизнь, насколько так же очевидно в ней – нет. Внезапно ей становится интересно, каково это для него: видеть сейчас их различия, после того снега, льда и их кожи, одинаковой на ощупь.
– Как ты думаешь, из чего я состою? – спрашивает она.
– Думаю, из чего-то потрясающего.
– В смысле, вот ты в основном из углерода. Еще азот. Кислород. Водород. Ну и еще всякое-разное.
– Наверное, из всякого-разного, – смеется он. – Я ем много всякой дряни.
– Ну а я? – она снова прижимает руку к его груди, другой убирая прядь волос с его лба. Даже когда изо всех сил старается сидеть смирно, она чувствует, как внутри нее сталкиваются тысячи молекул. – Я чувствую, что мое тело плотное… Но другое. Словно я сделана из случайно перемещающихся в пространстве элементов.
Он медленно поднимает на нее взгляд и улыбается.
– Ты, безусловно, здесь, и ты, безусловно, другая. Думаю, мне нравится твоя теория, – его глаза сверкают. – Так что думаю, мы должны радоваться, что ты не вернулась где-то рядом с Чернобылем. Ты излучала бы… Еще большую привлекательность.
Она смеется и ухмыляется его остроумию, но
– Когда я у озера, прежде чем уйти, поцеловал тебя в щеку, ты была не такой призрачной – более плотной.
Она тоже чувствовала это. Ощущения были сильнее, будто ее присутствие тут ненадолго стало весомее.
– Может, это из-за влажного воздуха. Тут, в твоей комнате, обогреватель, и он гораздо более сухой. Если бы в здешнем воздухе было бы больше влаги, то больше компонентов моего тела можно было бы взять и использовать.
Он согласно хмыкнул.
Внутри нее зреет вопрос, почти ускользая:
– О чем ты подумал, когда нашел меня на тропе и при этом по-прежнему был на льду?..
Он щурится и смотрит в окно.
– Я не ощущал холод, жар или страх. Я только хотел найти тебя.
– Почему мне кажется, что ты не хочешь об этом говорить?
Он закидывает руки за голову.
– Потому что я хочу сделать это снова.
Очевидный смысл этой фразы, произнесенной вслух, звучит эхом в его комнате, висит подобно тяжелому покрывалу между ними и укутывает все вокруг странными свинцовыми тенями. Первая ее реакция на его слова – неожиданное облегчение, поэтому ее ответ звучит как результат борьбы с самой собой:
– Колин, это безумие.
– Что ты имеешь в виду? – спрашивает он, садясь так, что она вынуждена переместиться с его колен. – Я оказался на той тропе и под твоим деревом, Люси. В том мире было что-то иное, что-то совершенное. И еще там была ты. Это не безумие.
Она садится, поджав под себя ноги, и смотрит на него. Та ее часть – небольшая, темная и опасная – сжимается от удовольствия от его слов. Он прав: это не безумие. В те несколько минут она могла прикоснуться к нему и поцеловать.
Он был ее. На той тропе он был таким же, как она.
И тут она вспоминает, что должна быть его Стражем, и ее резко захлестывает чувство вины.
– Мне легко было найти тебя, – говорит он. – Словно мы предназначены друг для друга.
– Колин, я знаю, что Генри говорил мне защищать тебя, но… Я имею в виду, ты бы мог замерзнуть. Ты бы мог утонуть.
Он наклоняется и осторожно целует ее обнаженное плечо рядом с бретелькой. Приспускает ее, чтобы поцеловать то место, где должен биться пульс. И она ощущает это, словно ее пронзает насквозь чистый белый электрический свет. Ей хочется запустить руки в его волосы и удерживать его там.
– Я так не думаю, – говорит он. Люси открывает рот, чтобы возразить, но у нее ничего не выходит, и Колин качает головой. – Просто послушай. Ладно?
Она кивает, не в состоянии протестовать достаточно убедительно. Ей не известно, сколько времени им отпущено. Это делает каждую минуту особенно важной. Она хочет быть с ним в воде, на тропе, под звездным небом.
– Что, если я снова бы упал в озеро и провел час с тобой? Только мы, сплетенные вместе в снегу. Люси, тот мир, он сумасшедший. Там было серебро, свет и жизнь, – когда он останавливается, она не может найти слов, и ее молчание накапливается, поощряя его продолжать. – Я должен увидеть это снова. С нами может пойти Джей, он быстро вытащит меня.