Вперёд в прошлое
Шрифт:
– Вчера мать звонила, – говорит она в пространство.
– Тебе-то что? – сухо говорю я.
– Мне-то ничего. Твоя мать, а не моя.
Куда это она все время смотрит? Я прослеживаю взгляд и вижу высокого парня в замшевой куртке. Он стоит, прислонившись к табачному киоску, и смотрит на нее. Но как-то нехорошо смотрит... Я резко поворачиваю ее в другую сторону. Еще каждый будет глазеть!.. Купи и глазей сколько влезет!
– Еще раз туда посмотришь, – говорю ей, – так врежу!
– Папа, купи
Мальчишка лет шести с белым шарфом, повязанным поверх воротника пальто, тянет за руку мужчину в галошах. В другой руке у мужчины в галошах – набитая сумка. А у мальчишки под носом – две сопливые дорожки.
– Денег нет, – поспешно говорит мужчина в галошах.
– Ну купи маму, пап!.. Купи!.. – Мальчишка тянет и тянет его к прилавку, за которым стою я с ней.
– Она некрасивая! – Мужчина в галошах рывком уводит мальчишку.
– Нет, красивая! Красивая!.. Купи маму!
– Она злая!
– Нет, не злая! – Мальчишка упирается изо всех сил и оглядывается на нас. – Она добрая!.. Смотри, она плачет!.. Она добрая! Хочу маму!..
Мужчина в галошах отвешивает мальчишке хорошую оплеуху, и они исчезают в толпе.
Я смотрю на нее. Глаза у нее действительно переполнены слезами. Видимо, от холода.
– Сейчас ресницы потекут, – говорю я.
– Не твое дело!.. Дай платок.
Я протягиваю ей мятый платок. Представляю, как бы все осложнилось, если бы у нас были дети...
Еще не начало темнеть, а уже зажигаются рыночные фонари, и от их света становится еще холоднее.
В том, что у нас не было детей, никто не виноват. Ни она, ни я. Все, что она нажила почти за девять лет со мной, удалось запихнуть в один небольшой чемоданчик. В этом тоже никто не виноват... «Противен»!..
Высокий парень в замшевой куртке останавливается возле нас, смотрит на нее, ничего не говорит и улыбается. А она глядит куда-то мимо него и тоже чуть-чуть улыбается... Только так улыбается, как будто ей что-то снится.
Парень не уходит, и я начинаю чувствовать внутри нечто, похожее на подташнивание.
– Ну что? – спрашиваю я одеревеневшим голосом.
– Ничего, – отвечает парень в замшевой куртке и продолжает улыбаться.
– И нечего зря глазеть!
– Цена дикая? – спрашивает он безнадежно.
Я смотрю на нее. Она молчит... Небось сама хочет, чтобы я ее продал этому парню. Потому и молчит. Иначе сказала бы что-нибудь или хотя бы взглянула на меня.
– Ну, так как? – настаивает парень.
Она молчит. Но и я на этот раз тоже не уступлю! Черт с ней! Противен так противен! И я вдруг выкрикиваю так, что весь рынок испуганно поворачивается в мою сторону:
– Сколько дашь, за столько и бери! Только живо!
– А вот все мои деньги, – говорит парень и выгребает из замшевой куртки бумажки и мелочь. – Вот только пятерку себе оставлю.
Он бросает деньги на прилавок.
– Натерпишься с ней, – говорю я.
Он меня не слышит. Он смотрит на нее.
–
– Невропатка она, – говорю я, пододвигая к краю прилавка ее чемоданчик. – Хочешь ей удовольствие доставить – ходи с ней на лыжах, когда снег выпадет...
– Сами разберемся, – глядя на нее, отвечает парень.
– За телефон заплати, а то выключат, – говорит она, проводя по губам помадой.
Я придвигаю к торговке справа все деньги, которые выложил парень, и забираю у нее все японские хризантемы.
– Цветы она любит... Вот...
– Обойдемся без подачек, – быстро произносит парень и берет у торговки слева кровавых гвоздик на всю пятерку. Потом осторожно снимает ее с прилавка вместе с одеялом.
– Если надо будет убраться в квартире, – поворачивается она ко мне, – позвони тете Шуре. Она уберет... Будь здоров...
И парень в замшевой куртке уходит вместе с ней и с ее чемоданчиком. Возле табачного ларька он останавливается, вынимает ее из одеяла, а одеяло сворачивает и заталкивает в урну.
– Эй! – кричу я. – У нее голова часто болит!..
Но их уже нет...
И никого уже нет.
Остаюсь на рынке один я с японскими хризантемами. Только они мне ни к чему.
«Вот и слава богу! – думаю я. – Вот и хорошо!.. И конец всем нервотрепкам...»
Я быстро ухожу прочь с рынка.
Я сильно продрог. У меня стучат зубы. Но все это ерунда по сравнению с начинающейся новой жизнью. Как хорошо, что я на это решился! Как хорошо, что я на это решился!..
Я захожу в продовольственный магазин и покупаю сто граммов масла, полкило сахара, двести граммов докторской колбасы и пачку пельменей. Пельмени замерзшие и погромыхивают в пачке, как горох. Только пачка расклеенная. Но это последняя пачка... Все у меня в руках, и я иду домой.
Иду и напеваю что-то бессвязное на ее любимый мотив. Прекрасно! Прекрасно! Теперь я никому не противен!.. Вечерами, конечно, будет трудно. Все-таки почти девять лет. Но хорошо, что я на это решился. И я продолжаю напевать что-то бессвязное на ее любимый мотив, который никак не покидает мою окоченевшую голову. Сердце просто выпрыгивает, когда я вхожу в квартиру, в которой я буду теперь жить один! Я зажигаю свет. Пусто. Светло. Холодно...
И хорошо, что я первый решился!
Наша кошка, а теперь моя кошка, упруго трется о мои ноги.
– Тебя еще только здесь не хватало! – исступленно кричу я и чувствую железное кольцо вокруг горла. – Тебя только не хватало!..
И я что есть силы отшвыриваю кошку ногой. Описав дугу, она с криком брякается на пол и выскакивает из комнаты в открытую дверь прямо в парадное. А я, не в силах удержать равновесия от удара, растягиваюсь на скользком паркетном полу. Расклеенная пачка разваливается, и замерзшие, заиндевевшие пельмени со стуком рассыпаются по полу. Я не могу подняться из-за жуткой боли в спине.