Вперёд в прошлое
Шрифт:
Я ответил, что извержение вулкана и гибель острова – это всего лишь символ того, что диктаторское и свободолюбивое начало в одном человеке ужиться не могут и обязательно рано или поздно приведут к гибели и того, и другого.
Он помолчал и сделал заключение: «Эту вашу позицию вы будете объяснять в Центральном комитете партии... Если, конечно, ваша повесть когда-нибудь будет опубликована!»
И я безмерно благодарен тогдашнему главному редактору «Юности» – Андрею Дементьеву, который взял на себя ответственность за публикацию «Рукописей» на страницах вверенного ему журнала. Конечно, мне пришлось сделать несколько незначительных компромиссных поправок.
Повесть «Рукописи не возвращаются» была опубликована в декабрьском номере журнала «Юность» в 1986 году.
И уже
В нашей стране моя повесть в отдельном издании ни разу не появилась, но в Чехословакии в переводе на чешский язык была выпущена самостоятельной книгой под названием «Падение мадранта».
Спустя двадцать лет один из моих знакомых литературных «фанатов» предложил мне сделать продолжение. Это предложение показалось мне интересным, и я написал продолжение по принципу «двадцать лет спустя». В своем стиле ненаучной фантастики я постарался обрисовать ситуацию, в которой оказалось наше общество после перестройки, гласности, демократизации и капитализации страны через двадцать лет. Сам последовательный двадцатилетний процесс я не затрагивал. Я показал конечный результат на тот момент. Эту вторую часть, как уже было сказано, я назвал несколько вызывающе – «Ягненок в пасти осетра». Обеим частям дал общее заглавие – «Jackpot подкрался незаметно». Фрагмент второй части этого романа я привел несколько выше, когда речь шла о понятии «азарт»...
Почему я проскочил тот самый двадцатилетний период? Потому что многие молодые и не очень молодые люди прожили этот период в реальных условиях, и у каждого есть своя точка зрения по поводу того, что мы за это время приобрели и что навеки потеряли. И я еще вернусь к этой весьма болезненной для меня теме.
А партия жизни продолжалась. Одни навсегда уходили, другие, добившись определенной цели, превращались в «ферзей».
«Белые» становились «черными», «правый» фланг становился «левым».
Что касается меня, то я всегда для себя оставался рабочей «пешкой», хотя некоторые считали меня фигурой. И я никогда не менял свой цвет и полюбившийся мне с юных лет пробор на голове остается на своем месте, не меняя «фланга», хотя количество волос, особенно после посещения трагического Чернобыля, существенно уменьшилось... Да, через три месяца после аварии на Чернобыльской АЭС я поехал в тридцатикилометровую зону, где в течение недели выступал со своими вечерами перед «приговоренными» ликвидаторами последствий страшного бедствия. По возвращении в Москву с некоторыми из этих несчастных людей я поддерживал телефонную и почтовую связь до момента их ухода из жизни... Но я никогда не считал ту поездку геройским поступком, хотя знаю кое-кого, кто, посетив Чернобыльскую зону даже через полтора-два года после катастрофы, трубил об этом на всю страну, привлекая дополнительное внимание общественности. И никогда мне в голову не приходило отщипнуть хоть малюсенький кусочек от «льготного пирога». На фоне добровольно принесших себя в жертву людей, искалеченных или погибших, клянчить какие-то льготы мне казалось делом постыдным...
xad'i^i'a^u"e"u. 1986 ~a.
Я уже писал, что шахматы в моей жизни долгое время оставались одним из главных увлечений. В Центральном доме литераторов функционировала шахматная секция. Проводились квалификационные турниры, чемпионаты Союза писателей, сеансы одновременной игры против великих гроссмейстеров. Каждый год 8 марта наша сборная проводила матчи с женской сборной
А как я был горд, когда в одном из чемпионатов выиграл на шестнадцатом ходу в королевском гамбите у мастера Грузмана! А как я был счастлив, когда эту партию спустя некоторое время привел в своей книге «Играю против фигур» знаменитый югославский гроссмейстер Светозар Глигорич! Мы, взрослые люди, играли в шахматы увлеченно, как дети. В шахматной секции были писатели и поэты полярных убеждений и взглядов, но шахматы стирали все различия, и за партией мы забывали все наши идеологические распри...
Летом 1979 года группа писателей из «Клуба 12 стульев» «Литературной газеты» приехала в город Баку. После окончания нашего вечера в клубе им. Дзержинского за кулисы пришла очень симпатичная женщина с не то еще мальчиком, не то уже юношей. Мама представилась как Клара Шагеновна, а сына своего представила как Гарика.
Гариком оказался уже известный на весь мир молодой шахматный гений Гарри Каспаров. Мама с сыном, уж не знаю почему, сразу прониклись ко мне глубокой симпатией и пригласили меня на свою тренировочную базу в небольшое селение с названием Загульба... В общем, мы задружились.
Когда Гарик с мамой приезжали в Москву, они приходили ко мне домой или мы «вкусно» проводили время в ресторане «Баку» на улице Горького. Когда я оказывался в Баку, я непременно был их гостем...
'Y`o^i a`ua 'ia ~A`add`e ^E`e`i^i^a`e:, `a "id^i~n`o^i ~A`ad`e^e...
Приближался финальный матч претендентов на первенство мира между Каспаровым и Смысловым. Результат матча практически не вызывал сомнений – даже самые ярые болельщики великого Василия Васильевича отдавали игровое предпочтение молодому Каспарову. И всем было ясно, что в финальном поединке Гарик будет сражаться с самим Анатолием Карповым. С Карповым у меня всегда были очень теплые человеческие отношения, но симпатизировал я молодому дарованию. И вот в этот период я, будучи в Загульбе, прогуливался с Кларой Шагеновной по очаровательному приусадебному парку. Неожиданно она спросила, не соглашусь ли я, учитывая предстоящие матчи, стать пресс-атташе ее сына. Она сказала, что Гарик меня очень уважает и относится чуть ли не как к отцу (по отцовской линии Гарик довольно рано остался сиротой). Она добавила, что при всей своей гениальности ее сын нуждается в мужском воспитании, чтобы он научился сдерживать вспыльчивость, вежливо и корректно общаться с противниками и с прессой. Я ответил, что ничего не имею против, но при условии, что (цитирую) «не буду ему таскать его чемоданы и поставлять девочек». Клара Шагеновна заверила, что об этом не может быть и речи...
И через месяц после нашего «договора о намерениях» она позвонила мне в Москву и сказала, что, к глубокому сожалению, Центральный комитет Коммунистической партии Азербайджана не утвердил мою кандидатуру, так как я, являясь москвичом, могу быть агентом Карпова (!). В результате функции пресс-атташе Гарри Каспарова несколько лет исполнял талантливый журналист, уроженец Баку и, кстати, мой хороший приятель Виталий Мелик-Карамов.
Мои взаимоотношения с Гариком не испортились. Я ему по-прежнему симпатизировал и желал победы...