Вприпрыжку за смертью
Шрифт:
— А что должно быть дальше? — спросила я. — Давай представим себе, что все как-то разрулилось и никто тебя не хочет убивать.
— Трудновато, — иронически улыбнулась Аня. — Но попробовать можно.
— И что тогда получается? — настаивала я. — Как бы ты намеревалась жить дальше?
— В принципе все очень просто, — объяснила Головатова. — Папа написал завещание давным-давно, он нам об этом не раз говорил.
— Так-так, — проговорила я, понимая, что сейчас будет самое интересное. — И что же было написано в этой
— Фирма переходит к Паше, — просто ответила Аня. — Папа ведь был ее единоличным владельцем. А деньги и недвижимость — ко мне.
— Что понимается под деньгами и недвижимостью? — уточнила я.
— Счета здесь, счета там, наш дом в городе, особняк в Гааге, впрочем недостроенный, и вилла на Майорке, — перечисляла Аня.
— Господи, так ты теперь миллионерша! — всплеснула я руками.
— В общем, да, — не без удовольствия подтвердила Аня. — Но покамест я под прицелом и ты меня охраняешь. Кстати, если меня все-таки убьют, то я не смогу заплатить тебе гонорар.
— Вот это я как раз прекрасно понимаю, — заверила я Аню.
— Мне бы еще недельку продержаться, — как-то виновато улыбнулась Аня. — А там все будет гораздо проще. И уж во всяком случае, определенней.
— А почему такой срок?
— Мне исполнится восемнадцать, — пояснила Аня. — Завещание отца вступает в силу именно с этого возраста. Покамест я — никто и звать меня никак. Такая вот ирония судьбы получается.
— Подожди-ка, — сосредоточилась я. — Выходит, что через семь дней ты станешь наследницей нехилого состояния. А до тех пор у кого-то есть намерение сделать все, чтобы этого не произошло.
— Выходит, что так.
— Но кто же хочет желать твоей смерти? — спросила я. — У тебя есть опекун?
— Нет, — отрицательно покачала головой Аня. — После смерти отца я предоставлена самой себе. Не знаю, как там с Пашей, вступил ли он уже во владение фирмой или нет, а я — птица вольная.
«Вот только кто-то хочет крылышки тебе подрезать», — подумала я.
— А как ты познакомилась с Машей? — решила я выяснить все до конца.
— О! Это потрясающая история! — произнесла Аня, откидывая со лба прядь. — Можно я еще яблоком угощусь, а то у меня во рту сушь, как в какой-нибудь аравийской пустыне.
В общем, когда я сбежала из дома, то первые дни натурально бичевала.
И, что самое интересное, такая жизнь казалась мне чем-то восхитительным, романтическим!
Я впервые почувствовала вкус свободы. Впрочем, эйфории хватило только на первые два дня. Потом началось совсем другое…
Отец буквально извел меня за две недели до того, как я решилась бежать. Представляешь, он следил за каждым моим шагом, ежевечерне читал мне нотации, придирался по каким-то пустякам: не так сижу, не так смотрю, не так говорю, не так думаю.
Наверное, у него были какие-то неприятности, и он срывал на мне свое раздражение. Хотя скорее всего он искренне полагал, что заботится
Я как могла сопротивлялась, но папа был неумолим. Он даже запирал меня в доме, когда уезжал на работу! Говорил, что я ничего не понимаю в жизни и что меня в два счета может окрутить какой-нибудь проходимец. Говорил, что Пашу уже можно сбросить со счетов и что он переделает завещание и оставит все мне.
Папа, — втолковывала я ему, — ну какое к чертям завещание? И даже если так — то к чему мне фирма? Я же ничего не понимаю в бизнесе!
Отец с этим согласился, но, к моему ужасу, решил усадить меня за учебники по бухгалтерскому делу, менеджменту и управлению.
Что мне оставалось делать? Ведь если бы отец действительно настоял на своем, то мои и без того не слишком-то теплые отношения с братом испортились бы окончательно и жизнь превратилась бы в сущий ад. Несмотря на то, что Паша жил во флигеле с отдельным входом, — у нас свой дом в парковой зоне, — я все равно неминуемо встречалась бы с ним каждый день. И Паша бы наверняка решил, что это я подговорила отца изменить завещание в свою пользу. Так у него была хоть какая-то перспектива…
Короче, чаша переполнилась, когда отец запретил мне идти в театр. А там я надеялась встретиться с Игорем — это мой приятель, который работает художником в местной драме. Я очень рассчитывала на эту встречу! И вот такой облом! Я обозвала отца самодуром, заперлась у себя в комнате, а когда он ушел, вылезла в окно.
Поскольку в театр я уже опоздала, то пошла куда глаза глядят. Навестила подругу — Люсей звать, мы в школе за одной партой сидели, — рассказала ей обо всем. Та пыталась отговорить меня, но я — ни в какую, даже ночевать не осталась.
Честно говоря, я боялась, что Люся позвонит отцу. Нет-нет, она не предательница. Просто очень осторожная, что ли, такая благоразумная…
В общем, я стала бродить по городу, стараясь избегать центральных улиц. Представляешь, оказывается, это очень интересно — ходить просто так. Ведь отец возил меня исключительно на автомобиле — сам или приказывал шоферу, — так что уже забыла, что такое прогулка. Первую ночь я пересидела на стройке возле неостывшей печки со смолой — ничего, не замерзла.
На другой день ходила вся вялая, сонная, как рыба. Забрела в лесок, что на горе возле Кумысной поляны. Прикорнула под деревом.
А когда проснулась, то увидела, что возле меня сидят трое каких-то оболтусов довольно мерзкого вида и смотрят на мое задравшееся платье.
Стоило мне открыть глаза, как они бросились на меня и… И не знаю, чем бы все это закончилось, если бы не появилась Маша.
Одному она врезала корягой по голове, другого просто отпихнула — да так, что он отлетел метров на десять и вывихнул ногу. А третий — третий убежал сам, видя, что с ней шутки плохи.