Врачебная тайна
Шрифт:
– Геральд? Да, кажется, Геральд? Он оставил этого парня без пальцев?
Алексей снова не нашелся что ответить. План наблюдений он видел своими глазами. И знал, о ком там шла речь. Чего врать-то?
– Вот! А я о чем говорю! – подхватил Толик, когда Алексей невнятно промямлил подтверждение. – Геральд этот следующий! Надо… Надо его предупредить, что ли. Или наблюдение за ним организовать. Господи! На все время, ну на все же нужно время. Я щас, мне позвонить.
Он вышел из кухни, прикрыв за собой дверь. Зайцев уставился на собаку.
– Что делать будем,
Собака грустно глянула, вздохнула и снова опустила морду на его ноги.
– Понятно, – кивнул Зайцев. – Все вроде правильно говорит брат Толян, да? А с другой стороны… А что, если?.. А что, если Света не врет? Что, если сама оказалась в паутине? Представляешь, собака, она в беде, а ей никто не верит? Мы-то поверим, а?
Дружище снова задрал к нему лохматую мордаху и, господи – чудеса, улыбнулся.
– Согласен?!
Зайцев чуть не прослезился от умиления. Сполз со стула на пол, встал на коленки перед лохматым другом и, ухватив его за уши, прижал морду к груди. Тому жутко не нравилось, когда его трогали за уши. Он всегда сопротивлялся, тявкал даже несмело на своего хозяина. Но сегодня терпел. Обстоятельства обязывали к пониманию. Обстоятельства вынуждали быть покорным. Он потерпит. Ради них двоих потерпит.
– Оп-па, чего это вы? Целуетесь, что ли?
Толик ворвался в кухню довольным, на ходу засовывая мобильник в карман штанов. Тут же начал суетливый бег от стола к раковине, убирая со стола.
– Пора мне, брат, пора, – щебетал Каверин, отвечая на безмолвный вопросительный взгляд Алексея.
– Люба заждалась? – спросил с надеждой Зайцев.
Ну не хотелось ему думать, что Толик мечется и спешит из-за того, что напал на чей-то след или организовал за кем-то наблюдение. Под кем-то, конечно же, подразумевалась Света.
– Щас все помою. И отвалю. Я уж вам надоел, наверное. Сижу, сижу… Пиво-то, Заяц, пущай остается. Хочешь, пей, не хочешь – меня дождись, загляну как-нибудь на неделе.
Друг звенел высоким голосом и стаканами, с воодушевлением брызгал во все стороны мыльной пеной. Даже передником не забыл повязаться. И с собакой посюсюкался. Зайцев мгновенно насторожился.
– Чего это ты такой довольный, Толян? – Зайцев сунул руки под мышки, снова почувствовав странный озноб, глянул с неприязненным прищуром Каверину в широченную спину. – Колись, а? Кому звонил?
Лопатки под растянутым серым свитером Каверина мгновенно напряглись. Он не спешил с ответом. Закрыл шкаф с посудой. Отжал мочалку, ополоснул руки, выключил воду, вытер аккуратно каждый палец, повернулся с кривой ухмылкой.
– А как думаешь?
– Думаю, не домой звонил.
– Чего это? Я че, домой позвонить не могу?
В голосе Толика проснулись ревнивые нотки. То ли Любочка была тому причиной, то ли профессионализм Зайцева, до сих пор воспеваемый коллегами, покоя не давал.
Догадался же, догадался, подумал он с досадой, поворачиваясь к Зайцеву спиной, что домой он не звонил. А как догадался?
– Домой бы ты стал звонить с городского, дружище, а ты звонил с мобильного, – просто объяснил Зайцев и сдвинул с ног
– А чего это я с городского телефона домой стал бы звонить? – придрался Толик и досадливо поморщился. – Корчишь из себя проницательного. Ну и че скажешь? Почему?
– Так ты бы сто процентов проверил, раз уж звонить собрался, дома твоя любимая или нет? По мобильнику-то разве поймешь? По мобильнику можно и соврать. Или я ошибаюсь?
Толик отскочил от стены, будто в спину его толкнули. Уперся в стол руками и начал говорить, слегка постукивая кулаками по столешнице, будто каждое слово пытался вбить в него:
– А с чего это ей мне врать? С чего?! Если тебе она врала и мужику своему идиотическому, значит, и мне соврать должна, да?! Ты это имеешь в виду?! – Он тяжело дышал, глядя на Зайцева злыми глазами, на дне которых плескался испуг. – А она любит меня, понял!!! Любит!!! Тебя вот не любила, а меня… Я ведь ее тогда у твоего подъезда встретил, когда ей муженек позвонил. И телефончик попросил. Она дала. А потом вечером я ей звоню, а она плачет. Говорит, у подруги сейчас. Забрала та ее от дома. От мужа она ушла. Я и позвал к себе. Да пошел ты, Заяц! Зачем я это тебе все рассказываю?!
Он резко развернулся, рванув к двери, и едва не расшиб себе лоб о дверной косяк. Пнул дверь, изругался грубо и отчаянно, отчего Дружище снова нелюбезно зарычал. И помчался в прихожую.
Зайцев слышал, как его друг шумно одевается, как роняет тяжелую несуразную куртку на пол, поднимает ее с руганью. Потом визжит «молния» на куртке, зимних ботинках, снова с руганью нахлобучивается шапка на седые вихры. И вдруг сделалось жаль его – дурака стареющего. Жаль его запоздалой влюбленности, его осторожной мечты о возможном счастье. Они же друзьями были всю жизнь. Такое прошли, вспоминать страшно. И ни разу друг в друге не усомнились, ни разу не ссорились. Собачились, бывало, по пустякам, но это же смех. Не портить же такие отношения из-за Любочки.
– Слышь, Толян, остынь, – догнал он Толика уже на пороге, придержал за рукав куртки. – Я же ничего такого… Ты спросил, откуда догадался, я ответил. Без всяких «бэ».
Тот притормозил, но не поворачивался. Отдувался после стремительного одевания и бегства, но уже как будто и не спешил.
– Я бы тоже так сделал, Толян, – представил другу на обдумывание свой последний аргумент Алексей. – Честно!
– Ладно… – Он выдернул из кармана руку, вытянул в сторону Зайцева растопыренную пятерню. – Проехали. Бывай.
– Заходи! – крикнул ему снова в спину Зайцев после рукопожатия. – И новостями делись, не забывай.
– Ага, то-то ты весь обделился, – фыркнул Каверин и покосился на него с кривой ухмылкой. – Кабы я не выцепил сегодня твою красотку, до сих пор бы думал, что она плутает где-то.
– А она, может, и плутает, – предположил Зайцев с тяжелым сердцем. Облокотился о притолоку, обхватил себя руками, его колотило уже всерьез, то ли нервы, то ли хмель пивной выходил, то ли заболеть собирался. – Если она не под домашним в самом деле арестом.