Врачеватель-2. Трагедия абсурда. Олигархическая сказка
Шрифт:
«Ну вот, я и полетел, – подумалось мне. – До чего же ординарное решение, принятое, кстати, неизвестно кем. А может, мной самим? Кто знает? Сколько их уже летало в романах, в стихах, поэмах, в кинофильмах? Откровенная, ничем не прикрытая банальность. Ничего удивительного, сверхъестественного, поражающего воображение. Примерно таким же макаром можно глядеть и в стекло иллюминатора, если только обзору не мешает крыло. Ты будто в том же самолете: не в состоянии сам выбирать направление. Ты в роли пассажира. Тебя несет помимо твоей воли, не говоря уже о том, что если падать, то опять же явно вопреки твоему желанию… Да, кстати, а куда меня несет?»
Я отчетливо видел, как сначала подо мною проплыла Москва, а затем и ближнее Подмосковье. Долетев до аэропорта Шереметьево я почему-то резко ускорился, взяв курс на северо-запад. Буквально через мгновение
«Что, опять Батуриха? Нет, я прошу, не надо! Я больше не хочу в Батуриху! Мама, забери меня отсюда! Все что угодно, но только не это!»
Да, вот она, Батуриха, аккурат подо мной. Вот они, до острой боли мне знакомые, пугающие таинственностью девственные леса Тверской губернии. Всего-то триста километров от Москвы, а ощущение, что ты в другой галактике. Нет, правда, я хочу домой. В Москву. Обратно. Не надо мне ни тишины, ни кислорода, ни умиротворенности. Да у меня, в конце концов, в Москве дела!
Судя по всему, меня не просто «тормознули» – не по воле собственной я остановился. Я повис. Повис в буквальном смысле между небом и землей… как окорок перед копчением. Повис в тревожном ожидании чего-то для меня совсем ненужного, несимпатичного и крайне неприятного. Да только и на этот раз, к большому сожалению, «предчувствия его не обманули»: передо мною словно ниоткуда возник лохматый образ драматурга. Тит Индустриевич Семипахов имел весьма суровый вид, и я почувствовал без ложного сомнения, что Семипахов не на шутку тверд и непреклонен в своих намерениях высказать в лицо все то, что накипело. Я, впрочем, сразу догадался: он ничего хорошего не скажет. Скорее, это будет что-то нелицеприятное в мой адрес. К тому же, ладно бы он был один, еще куда ни шло, но ведь за ним висела целая орава хорошо знакомых мне селян, и если уж судить о настроениях висевших по выражениям их лиц, то даже дураку понятно, что симпатий к новоприбывшему Грибничку ребята не испытывали вовсе. Конечно же я снова испугался. Правда, теперь уже в висячем положении.
– Вы, товарищ Грибничок, бесчестный человек. вы – негодяй. вы обманули, не сдержали слово… – Еще б чуть-чуть, и драматург, казалось, разрыдался бы, как баба, но вместо этого – с размаху звезданул мне прямо в челюсть. Ох, как это по-русски! Что характерно, попросту, по-русски, и сразу же становится понятно, что в Скандинавию ты, брат, не улетел. Ты здесь, в родных пенатах, у своих, в Тверской губернии. Какая благодать!
Думаю, понятно, что физически удара драматурга я не почувствовал совсем, но, как заправский акробат, не то от ветра, может, от испуга наделав в воздухе несметное количество кульбитов, затем с километровой высоты вдруг резко камнем рухнул вниз, при этом неуклонно соблюдая скорость, с которой бы летел парашютист, забывший в эйфории или впопыхах надеть на свои плечи спасительный заветный парашют.
Ну вот и все, мой дорогой читатель. Мгновение – и от меня останется пахучая коровья жалкая лепешка. Нет, я не спорю, лепешка, несомненно, сможет послужить прекрасным удобрением для почвы, да только я на роль лепешки не согласен! Да, я готов взглянуть на прожитое с высоты – с высокой философской точки зрения, – но чтоб вот так бездарно мордой и об землю?!. Я не желаю, не хочу!
Судьба. Она безжалостна, мой дорогой читатель: ш-ш-шмяк!
Глава четвертая
После состоявшегося разговора мне этой ночью не спалось, и смутные, недоброго характера предчувствия тяготили мое и без того подсевшее сознание. Лишь под утро тяжелые веки чуть не раздавили красные, донельзя воспаленные глазницы, и я забылся крепким утренним сном. В каком же именно часу произошло столь радостное для моего уставшего от безделья ума событие, сказать вам не берусь, так как, естественно, не помню.
Ну что тут говорить? Конечно же, это очень здорово, что коровьей лепешкой я пока не стал… потому что вовремя проснулся, подскочив с кровати, как кукла-неваляшка, словно только что меня уронили не на землю, а на батут. Правда, потовыделений на моем бренном теле было не меньше, чем после посещения парилки в замечательной Очаковской бане, в которую, кстати, каждый четверг регулярно и похаживаю. Тоже, знаете, своего рода очищение. Я вам клянусь, но кровать была настолько мокрой, что как будто на нее вылили ведро воды… Понятно, в пору улыбнуться, но дизурией, слава богу, пока не страдаю. Не нажил, так сказать. Исключительно пот.
Тупо уставившись на стену, я сидел на своем диване, будучи не в состоянии ни до конца понять, ни оценить, скажем так, увиденное. Пожалуй, единственное, что мог тогда отчетливо осознавать, так это то, что выспался не хуже, нежели в так называемом сне после общения с буденновцами. Голова после сна нисколько не болела. Она была свежей, и поэтому я чувствовал себя достаточно бодро. Примерно как выстиранная рубаха. Ну и относительно чистая. Да, действительно, я чувствовал себя неплохо, хотя пока еще окончательно не избавился от оцепенения, охватившего меня после столь резкого неожиданного пробуждения: так и сидел, словно истукан, на своем диване.
Сон? Видение? Впрочем, и ежу понятно, что не экскурсия в зоологический музей. Хотя… Однако все равно, что бы это ни было, но, несомненно, польза для меня в увиденном огромная. Во всяком случае, теперь-то уж ты, парень, точно знаешь, как относиться к самому себе. Без розовых очков. И, как выясняется, совсем несущественно то обстоятельство, что уже прожил на этом свете большую половину своей жизни. Уверен, что не каждому выпадает счастье воочию, пусть и во сне, с такими щепетильными подробностями посмотреть на себя со стороны. Вне всяких сомнений, Грибничок, есть в тебе тяга к хорошему, и тебе не чужды благородные порывы, но все же в целом – ты у нас особь малосимпатичная. Местами даже слишком. Только не надо раньше времени посыпать себе голову пеплом. Как известно, нет предела совершенству. Ведь можно совершенствоваться как в одну, так и в другую сторону. Как со знаком плюс, так и со знаком минус. Главное – у нас всегда есть право выбора. Да, банально. Соглашусь. Однако это так.
Я посмотрел на часы. Они показывали без пяти восемь, а за окном был пасмурный и промозглый осенний октябрьский вечер две тысячи пятого от Рождества Христова. Это сколько же я спал? Получается, весь день. Больше двенадцати часов. А говорят, что люди видят сон всего лишь за какие-то считаные секунды до пробуждения. Правда это или нет – не знаю. Думаю, никто не знает. Я только знаю одно – благодаря, естественно, времени, – проспал сегодня днем больше двенадцати часов. Невиданная роскошь. И вот теперь сиди и думай: за что такие подарки судьбы, если у мартеновской печи ты не стоишь и вагоны с углем не разгружаешь? Да и уж если честно говорить, все, на что ты способен, это иногда грамотно пить водку и при этом за той же рюмкой многозначительно рассуждать. Причем, что характерно, рассуждать о чем-нибудь. Не более. «Короче, парень, совершенствуйся».
Встав с дивана, доведенным до автоматизма движением схватился за пульт. Нервным и резким нажатием пальца на кнопку включил телевизор. Кстати, совершенно не понимая – зачем? Привычка, наверное. Лишь бы был какой-то фон. Не так одиноко.
Кажется, по каналу «Россия» крупная фирма (название не запомнил) на васильевском спуске проводила какую-то акцию, скорее всего к чему-то приуроченную. И, судя по всему, это был уже финал широкомасштабного празднества. На фоне Кремля Юлия Савичева, «Чай вдвоем» и «Иванушки-Интернейшнел» не то по очереди, не то хором вдохновенно пели гимн России. Конечно же в третьей, в последней редакции. Надо отдать должное нашим звездам шоу-бизнеса: пели неплохо. Во всяком случае, запись была сделана профессионально, но я, глядя на экран, вдруг неожиданно подумал… о битве под Сталинградом. Во как, дорогой читатель. Ведь если бы тогда сапог немецкого солдата ступил на левый берег Волги, то, уж во всяком случае на территории «советской» Европы, уродливый коммунистический гибрид из возвышенных идей, выстрелов в затылок и колючей проволоки перестал бы существовать. И какие бы ни появлялись периодически, как в булькающем болоте, пузыри, трактуя свою, «истинную» правду об этой войне, все же тогда, в сорок втором, Сталинград наши деды врагу не отдали. О цене потерь и пролитой крови говорить не хочу. У нас и так расплодилось слишком много умников, рассуждающих как на эту тему, так и вообще о чем-нибудь.