Врачу, исцелись сам!
Шрифт:
Борисков как лицо заинтересованное прислушался. Оказалось, там, у них на отделении, у одной больной случались какие-то наджелудочковые тахиаритмии, ей сделали УЗИ сердца и будто бы нашли в перегородке между предсердиями маленькое отверстие. Существовал очевидный риск инсульта, и надо было внутривенно капать перекись водорода и смотреть, проходят ли в отверстие пузырьки, чтобы уже точно знать, есть оно или нет. Тут же рассказала она и про одного доктора с кафедры, который имел схожие проблемы, но это были уже эпизоды трепетания предсердий, и, будучи по делам в Америке, во время такого приступа обратился в тамошний госпиталь, но там восстанавливать ритм ему не стали, поскольку, несмотря на все его уверения, не было точно известно, когда этот эпизод случился, и все пять дней ему
И риск такой был. И риск немаленький.
Под конец представили нового врача на ультразвуковую диагностику.
Профессор Терещенко в клинику привел уже своего сына, закончившего медицинский университет и после этого еще и клиническую ординатуру и специализацию по ультразвуковой диагностике. Посадили на хорошее хлебное место: эхография сердца и другие аппаратные исследования.
Наверняка сразу же будет писать диссертацию. Было ясно, что врачебные профессии, как впрочем, и другие, постепенно становятся клановыми, гильдийными, кастовыми, как уже и было в прошлом. Из поколения в поколение передаются профессии: сапожники, политики, артисты, писатели, художники, врачи. Есть некоторые секреты специальности, есть возможность помочь на ранних и самых трудных этапах – пробиться, раскрутить имя, а далее оно уже само будет работать. По наследству в нынешнее время передавались даже кафедры в государственных ВУЗах, музеи, чиновничьи должности, даже сами государства – вещи, казалось, не имевшие никакого прямого отношения к частной собственности, но тоже наверно бывшие неплохими кормушками, которые отдавать кому-то чужому было бы жалко. Кланы врачей, банкиров, певцов, артистов и так далее – в какой-то степени веяние нового времени. В чем-то возвращение к средневековью – к гильдиям. У Борискова даже была такая пациентка – глава какой-то там гильдии то ли кузнецов, то ли кожевенников. Сама она была по образованию юристом, защищала их права, и пользовалась, как председатель гильдии, какими-то особыми льготами и к тому же получала необыкновенно большую, – с точки зрения Борискова, конечно,
– зарплату. Летом они всегда снимали в одном и том же месте на
Канарских островах домик и проводили там целый месяц. И Борискова туда тоже звали отдыхать. Они считали, что у него на это есть деньги.
Борисков высказался об этом Жизляю, ожидая его немедленной негативной реакции. Но тот только пожал плечами:
– А что в этом плохого? – Он что-то жевал.
– Ничего, исключая то, что доступ в такие кастовые места для людей из некаст мягко сказать несколько затрудняется. Ключевые посты контролируется и за продвижение вперед и вход в касту всегда требуют денег! – сказал Борисков.
– А почему все должно быть легко? Помнишь, что сказать великий древний философ Гераклит: "Все возникает через борьбу!" – это мы еще при коммунистах учили? Он ведь был чуть не первый материалист, этот самый Гераклит. Заметь, в любой сказке и в любой легенде герой всегда проходит некое испытание. Еще мне нравится надпись, которую я прочитал в какой-то книге Владимира Леви по психологии: якобы на камне в Тибете написано: "Научились ли вы радоваться препятствиям?"
В толпе у выхода на лифты Борисков увидел знакомое лицо. Это был печально известный Лабоданов Александр Яковлевич. Несмотря на то, что он был и доктор наук и даже профессор, за ним числились какие-то нечистые дела. Лет пять назад он организовал частную лабораторию, где производил какие-то анализы, за которые брал большие деньги.
Потом оказалось, что анализов никаких они там вовсе и не делали, а писали их чисто "от балды", на глазок, а потом делали какие-то выводы и назначали лечение. Такие вещи случались, по рассказам людей, нередко, например, Борискову один пациент из Казахстана рассказывал, что тоже очень долго лечился, делал дорогие анализы, а потом оказалось, что у него просто брали деньги, а весь анализ придумывали.
Заболевания находили самые разные, да сама методика была совершенно бессмысленной, типа лохотронов на юге, когда прикладываешь ладони, и тебе тут же определяют твой биологический возраст. Нередко, аргументом для больных служило то, что это показывали в рекламе по телевизору. В рекламе показывали обычно пищевые добавки, и самые простые и безопасные и, по сути, ни на что не действующие, поскольку рекламировать лекарства запрещено. Одни человек из рекламной компании, который сам придумывал разные стили подачи и слоганы, говорил, что напишет на любую тему все что угодно и как можно убедительнее и так, чтобы товар хорошо продавался.
Сразу после конференции Борисков пошел в кабинет к заведующей. Там в десять часов собирали консилиум по больному Новикову. Ситуация с ним оставалась совершенно неопределенная. Человек явно умирал, но непонятно от чего. Эндоскопист видел в просвете бронха вроде как опухоль, однако биопсия кусочка не подтвердила, что это опухоль, ткнули еще раз и – снова ничего. Стали проверять на все, что только возможно и ничего не толком не могли сказать. Гистология – царица доказательств, ничего не определила, а у него каждый день скакала температура, он задыхался и непрерывно кашлял. Поговорили, поговорили, да так ни с чем и разошлись.
Впрочем, бывало всякое не вполне объяснимое. Так, в прошлое воскресенье по страховому полису привезли финна, который лежал на носилках абсолютно неподвижно, как бревно, ни на какие внешние стимулы не реагировал и находился, судя по всему, в глубокой алкогольной коме. Стало известно, что они в компании с двумя нашими товарищами выпивали, и с их слов (они все оставались вроде бы на ногах) выпили якобы "всего-то восемь бутылок пива", и тут этот иностранный гражданин и выключился. Поначалу было даже предположение, что у него произошло кровоизлияние в стволовые структуры мозга, однако магнитно-резонансная томография ничего такого не выявила. Впрочем, на следующий день финн благополучно оклемался и на своих ногах покинул клинику.
После конференции Борисков сразу пошел в процедурную и сдал на анализ кровь из вены. Процедурная медсестра Марья Дмитриевна была настоящим профессионалом и взяла кровь так мгновенно, что Борисков почти ничего не почувствовал. Марье Дмитриевне было уже за сорок.
Двое детей, мальчик и девочка, у нее были хорошие, теперь уже взрослые, а муж – пьяница. И сын и дочь жили отдельно со своими семьями, и у дочки только что родился ребенок, со слов Марьи
Дмитриевны, очень хорошенький. Мужа она бранила, но тоже, наверное, по-своему любила. Такое было свойство ее натуры.
Борисков тут же из процедурной позвонил в лабораторию:
– Когда будет готово?
– Зайди в час, – ответили ему равнодушно.
Понятно, что только одному ему были интересны результаты, и больше никому. Борисков тут же вспомнил, как работал на практике медбратом в нефрологическом отделении. Перед дежурством его строго-настрого предупредили: никак результатов анализов больным не сообщать, как бы они ни просили. Сделав основные дела, он сел за стол и начал вклеивать в истории болезни поступившие результаты анализов. Тут же откуда-то появился дядька средних лет, стал ходить вокруг, потом вежливо поздоровался, предложил апельсин (Борисков взял) и стал спрашивать про анализ мочи: "Просто посмотрите, есть ли там белок, или нет?" Борисков отказать не смог, но тут же понял, что сделал ошибку. Потом подходили другие больные, которым Борисков говорил уже сурово: "Завтра спросите у своего лечащего врача!"