Враг моего сердца
Шрифт:
— Ты отправь кого к Соловью. Пусть завтра поутру приходит. Не вечером. Нехорошо без Дажьбожьего ока такие дела решать.
— Отправлю.
Она кивнула серьёзно и, чуть подобрав подол, начала по лестнице подниматься. Взглянула ещё раз сверху, нахмурив брови — отчего мелькнула между ними едва заметная морщинка. Чаян схватился было за перила — за ней пойти, но так и остался стоять на месте, глядя, как покачиваются под поневой её бёдра и как мелькают аккуратные ступни в мягких сапожках из-под подола при каждом шаге.
— Я рад тебя видеть, Елица, — успел сказать он прежде
И едва по лбу себя ладонью не хлопнул — ну чисто мальчишка! Никогда он на слова не скупился, а тут от вида её порой забывал все до единого. А те, что приходили — всё были какими-то глупыми.
Продолжая вздыхать над тем, какой он остолоп, Чаян вернулся в свои — а когда-то княжьи — покои. И едва не споткнулся о порожек, увидев там Зимаву. Да что ж привело её сюда в такой час? Коль хотелось ласки, так и до вечера подождать можно было, хоть слишком часто и негоже с ней видеться.
Княгиня, видно, только пришла: ещё и присесть никуда не успела.
— Здрав будь, Чаян, — улыбнулась скупо — и сразу понятно стало: не миловаться пришла, похоже. — Не здоровались сегодня ещё.
— Здравствуй, Зимава.
Он прошёл дальше и взял со стола кружку, в которую княгиня только что налила свежего ржаного кваса. Мелькнула даже мысль: а вдруг отравит? Но Чаян отпил, радуясь, тому, как прохладная кисловатая влага омывает пересохшее после встречи с Елицей горло — и жестом предложил женщине испить тоже. Она плеснула и себе в кружку.
— Брата своего уйми, будь добр, — сказала совсем уж нелепое и непонятное.
Чаян распоясался и сбросил с плеч свиту, заметив, как жадно скользнула по нему взглядом княгиня.
— А что с Леденом? Он же тихий, что избушка в глуши лесной.
Зимава фыркнула, расслышав насмешку в его словах. Подошла со спины ближе, положила ладони на плечи, мягко разминая, словно устал он, хоть ещё и не успел. Но её забота оказалась приятной: Чаян даже голову запрокинул слегка, ощущая, как лёгкое покалывание разносится по телу.
— А то, что Вышемила покой теряет рядом с ним. Только ведь встретились...
— Так, может, это тебе сестрицу свою унять надо? — он глянул искоса.
Губы Зимавы сжались в жёсткую линию. Она слишком сильно надавила пальцами на мышцу рядом с шеей — и так точно попала, что Чаян аж зашипел от острой боли. Неожиданно.
— Вышемила юная совсем! — Зимава склонилась к его уху. — А он… Сам знаешь, что дурит головы девицам видом своим загадочным.
— Не знаю. Я же не девица.
— Коли не хотел бы он, так и у неё надежд в душе не зародилось бы! — в голосе княгини вдруг послышались слёзы. — Все уши о нём мне уже прожужжала. Только через порог ступила.
И правда ведь, похоже, за сестру она испугалась. А ведь Чаян тоже не слепой: сразу заметил тягучий взгляд, каким боярышня Ледена провожала. Много ли молодой девице надо, чтобы сердце разгорелось? Слово ласковое, внимание ненароком и терпение выслушать болтовню.
— Да как же я его уйму, Зимава? — Чаян повернулся к княгине. — Не маленький ведь он. А я ему не отец. Брат только. Равный.
— Скажи ему, чтобы и в сторону её не смотрел! — в глазах княгини блеснул злой
— Как ты?
Чаян улыбнулся. Мягко коснулся её щеки ладонью и провёл большим пальцем по плавной линии губ. И зачем так делает? Зачем душу ей бередит — и сам толком не знал.
— Как я, — согласилась Зимава. — Но я женщина. Замужем была. Мужа потеряла. Я понимаю больше, чем Вышемила.
Она слегка подтолкнула его в грудь, заставляя сделать шаг назад. Он сел на застеленную лавку, а княгиня, приподняв подол, стянула исподнее и опустилась на его колени верхом. Прижалась к губам его своими, провела ладонью по животу а дальше, задрав край рубахи — скользнула под гашник. Чаян втянул воздух сквозь зубы, ощутив требовательные ласки её тонких пальцев.
Как с некоторыми женщинами легко порой. И как сложно — коли с другой стороны взглянуть.
— Хорошо, я скажу ему, — между поцелуями проговорил он. — Но решать всё равно они вдвоём будут.
— Спасибо, — шепнула Зимава.
Чаян стащил с её головы повой, сдёрнул ленты с кос — и запустил пальцы в мягкие волосы, расплетая шёлковые пряди. Зимава приподнялась и приняла его в себя, тихо вздохнув — а дальше уж всё забылось хотя бы на то время, что они были вместе в этой пустой и чужой хоромине.
После, как Зимава ушла, он отправил отрока к волхву Соловью — с вежливой просьбой прийти наутро в детинец для дела очень важного. Тот вернулся скоро, передав, что старец согласен. А на другой день, как разлился бледный рассвет по небу, в гридницу пришёл другой парень и доложил, что Соловей уже здесь: явился как только открылись ворота. Чаян быстро закончил утренню, которую так и проводил каждый день: не отдельно в трапезной, а вместе с воинами — и поспешил в общину.
Волхв сидел на лавке, оперевшись спиной о стену, а как вошёл княжич — лишь голову слегка повернул и сжал сухими, словно сучья, пальцами отполированный множеством прикосновений посох. На старчески сморщенном лице его, почти невидном под богатыми усами и бородой, сияли, словно осколки неба, удивительно молодые глаза.
— Здрав будь, Соловей, — оказывая почтение старшему, первым заговорил Чаян.
Волхв пожевал губами, словно раздумывал ещё, стоит ли отвечать: вот же, жил и не знал, что здешний жрец отнесётся к нему с такой неприязнью. И так на улицах Велеборска через один все взгляды — враждебные, хоть люди и помалкивают пока.
— Здрав будь, княжич, — всё же пробурчал Соловей.
Глянул Чаяну за спину и улыбнулся вдруг, сразу помолодев на десяток-другой лет. Тот обернулся, проследив за его взглядом: в общину вошла Елица, отдохнувшая, посвежевшая после долгой дороги — что кувшинка белая в озере. Одно только омрачило невольно её появление: то, что следом, как привязанный к ней, вошёл Леден. Словно они договорились где встретиться и вместе сюда дошли. Метнулся в груди сухой комок горячей ревности — хоть и негоже это, на брата обиду держать за то, что они с княженкой за время пути, может, и сблизились как-то. Сам его с ней отправил — расхлёбывай теперь, не поперхнись.