Враг моего сердца
Шрифт:
Княжич покачал головой, словно задумался и правда над её сердитыми словами.
— Думается, со мной рядом тебе лучше будет, — рассудил он спокойно. — Доберёмся до Зулича. А там войско соберём. Велеборск отобьём у отостёрцев.
— Они и так уходить оттуда хотели, — возразила Елица, злясь всё больше на Гроздана. — Как исполнится наш договор. Зачем лишнюю кровь проливать?
Зуличанин посмотрел на неё искоса, махнул рукой на Вею, напуганную и уставшую, которая заглянула в укрытие, собираясь, верно, ему что-то сказать — и та тут же ушла, ни словом не возразив. Хорошо, хоть она ещё
— Думаешь, уйдут и правда? Я знаю остёрцев. В моих жилах тоже их кровь течёт, что от пращуров осталась. Они не отступятся. Соки из тебя все выпьют. Выгоду свою получат, но не оставят того, что завоевали уже.
— И ты, значит, не оступишься? — Елица подтянула укрытые козьими шкурами колени ближе к груди. — Раз остёрская кровь в тебе?
Отгородиться захотелось от зуличанина. А лучше за борт прыгнуть — прямо в воду холодную. Авось не застрелят, как до берега плыть будет. Матушка-Велечиха не погубит, а там выбраться на сушу да и бежать прочь. Всё ж лучше, чем под взглядом этим волчьим сидеть. Ох уж выбрал отец жениха ей напоследок. И красив, кажется, крови сильной и древней, а нехорошо рядом с ним. Муторно на душе становится.
— Не отступлюсь, конечно, — кивнул княжич. — Но я всё ж право на тебя имею. Твой отец обещал, что ты женой мне станешь.
— Я не лодья тебе, и не кобыла, чтобы право на меня иметь!
От собственного громкого голоса аж виски заломило, а в скулу отдалось болью. Елица невольно приложила ладонь к ушибу и до того досадно стало, что так всё обернулось. Теперь как бы не случилось какой беды очередной.
И предчувствие дурное тут же оправдалось. Гроздан качнулся вперёд, и лицо его так близко стало, что каждую мелкую морщинку разглядеть можно да крапинки на радужке.
— Ты хоть с Богами спорь, а тут я прав, — процедил насмешливо.
И горечью в груди расплескалось понимание: делать он может сейчас, что ему в голову взбредёт. Вступиться за неё теперь некому: погибли все защитники. И отец с братом, и даже кмети те, что из Лосича с ней ехали.
Видно, по лицу её Гроздан все мысли нерадостные прочёл, ухмыльнулся довольно.
— Не сойдёт тебе это с рук, — постаралась твёрдо сказать Елица. — Ничто не сойдёт под справедливыми очами Богов.
— Время покажет. А пока отдыхай. Ходить по лодье можешь, но только без глупостей.
Княжич вышел из-под навеса. Скоро Вея принесла поесть и целый мех воды. Села рядом, разглядывая Елицу и хмурясь.
— Что, хороша? — та усмехнулась.
Наставница вздохнула тяжко и подвинула ближе миску с репой и хорошими кусками какой-то речной рыбы.
— Таких, как ты, княжна, ссадины не портят. Только пуще мужам защитить хочется и приласкать. Вон, зыркал княжич так…
— Как? — она ничего особого не заметила.
Уж что женщина успела мельком увидать?
— Кабы не стало тебе в Зуличе хуже, чем в Велеборске, — Вея только рукой махнула. — Жадно смотрел он, вот как.
— Это мы ещё увидим, как в Зуличе меня встретят. Не рабыню везёт ведь.
Елица наконец напилась вдоволь, а после, совладав с остатками слабости всё же выбралась наружу, оставив наперсницу
Елица опёрлась на борт, встав между щитами и глядя перед собой неподвижно. Вечерняя сырая прохлада холодила лицо и руки, стелилась вдоль палубы лёгким ветром. Взгляд сам собой опустился в воды реки; Елица стиснула пальцами шершавое дерево, раздумывая и решаясь. Вдалеке, средь расступившейся поросли раскиданными полукругом избами виднелась одна из многих весей, что ютились на берегу Велечихи. До неё недалеко. А там, пока на медленной ладье зуличане причалят, она успеет скрыться. Места эти ещё в Велеборском княжестве лежат, а значит, люди примут, укроют.
— Даже не думай, княжна, — резкий, как собачье лаянье, голос прозвучал за плечом.
Елица обернулась, и всё нутро содрогнулось от вида этой хорошо знакомой уже рожи. Тот самый ватажник, что по лесу её ловил. И тогда-то он не слишком бережен оказался, а уж получив наказание своё за грубость, и вовсе осерчал, верно. Если о том возмездии Гроздан не солгал. Елица окинула его неспешным взглядом: и лицо грубое, словно лопатой тяжёлой приплюснутое, и рубаху, грязноватую, с размытыми полосами высохшего пота вокруг ворота. Удивилась только гривне на шее, подаренной как будто боярином каким за некие заслуги. А может, и самим княжичем. Да только ничего не было бы необычного в ней: порой и тати распоследние золотом и серебром себя обвешивают. Краденым, вестимо. Да был среди обычных для мужей оберегов один приметный, совсем даже женский — лунница. И откуда бы взяться ему на мужицкой-то шее?
— Что ты ходишь за мной? — огрызнулась Елица, отворачиваясь от ненавистного рыла. — Смотри, кабы снова не побили, если будешь рядом отираться.
Ватажник хмыкнул так, что по спине холодок пробежал.
— Отираться рядом я буду всегда, потому как княжич мне приказал за тобой присматривать.
Вот уж осчастливил. Елица покосилась на Гроздана, который сидел у носа и о чём-то разговаривал с одним из своих людей. Княжич её взгляд перехватил и улыбнулся ясно, словно и правда она по своей воле с ним уплыла.
Как совсем темнеть начало, причалили к пустынному берегу, вытащили ладью на мель и привязали крепко. Быстро развернули становище — для Елицы на отдельный шатёр расстарались, будто готовились к тому, что случится, заранее. И обрадоваться бы: хоть на миг без чужих глаз и тяжкого надзора остаться, а мужик этот жуткий, которого звали, как оказалось, Камян, остался подле женского укрытия. К тому же со всех сторон окружили его палатками ватажников: никак не сбежать. Елица от вечери у костра отказалась. И так наспех и без охоты съеденная обедня ворочалась сухим тяжёлым комом где-то внутри.