Враг мой (Авторский сборник)
Шрифт:
И ушел Шизумаат, держа над головой пылающую головню, и зашагал на север. Я следил за его факелом, ни на мгновение не упуская его из виду. Но вот ушел он так далеко, что я уже не мог отличить огонек факела от света детей Ааквы низко над горизонтом. Я поднял головни, как условились, помахал ими, выкрикнул имя Шизумаата. И он, вернувшись к костру, принес с собой захватывающую, невероятную, богохульную идею.
— Подумай вот над чем, Намндас. Если Ааква есть великий огонь, кружащий по вселенной, а дети Ааквы — иные огни, полыхающие вдали, то разве нельзя
Я тоже задрал голову и стал любоваться детьми Ааквы, Думая о том, как много Синдие потеряет, если Шизумаат окажется прав. Ведь если он прав, то дитя, которое я считаю помешенным Ааквой на небе, на самом деле было помещено там не Ааквой и не для меня... Я перевел взгляд на Шизумаата и спросил:
— Как ты станешь доказывать это жрецам? Каким доказательством воспользуешься?
— Я не могу отрастить крылья и добраться до Ааквы и его детей. Не знаю. Буду размышлять об этом.
После девятнадцати дней пути на юг повстречали мы отряд охотников куведах. Жрец из куведах, Гату, показал нам, где разбито стойбище племени и где в нем палатка Буны, главного жреца. Еще Гату сказал, что вождь племени, Кангар, старейшина старейшин, находится при смерти, так что за него теперь правит Буна.
Достигнув стойбища, мы увидели рощу меноз, сквозь которую текла река, и палатки из шкур на обоих берегах. Нас провели в палатку к Буне, встретили с почестями и пригласили внутрь.
Буна был очень стар и одет в шкуры вместо одежд. Голова его была накрыта капюшоном из шкур, как будто он не мог согреться. Главный жрец выслушал задание, которое нам дал Варрах.
— Ваш учитель очень мудр, — изрек он. — Знание, приобретаемое с помощью рук, содержит больше истины, чем знание, приобретенное копанием в собственной голове.
Нам показали, где разместиться на ночлег. Настал вечер, и мы стали ждать вместе с остальными возвращения охотников. Стоя рядом с нами, Буна тихо объяснял значение того, что мы наблюдаем.
— Высокий охотник с длинным шрамом на левой руке — Харуда, предводитель охотников и величайший охотник в племени куведах.
— Харуда не несет добычи, — заметил Шизумаат.
— Это потому, что Харуда добыл дичь. Те, кто ничего не добыл, несут добычу Харуды.
— Скажи, Буна, почему Харуда добыл нынче на охоте гораздо больше, чем другие?
— Так же происходит и в другие дни, Шизумаат. Харуда — великий охотник.
— Что делает Харуду таким удачливым? — спросил я.
Буна сдвинул с головы капюшон и посмотрел на меня.
— Друг Намндас, у Харуды божий дар.
— Как у него это получается? — настаивал я. Старый главный жрец отвечал с улыбкой:
— Для этого вы к нам и пожаловали? — И с этими словами Буна удалился в рощу, чтобы поразмышлять
Шизумаат потянул меня за край шкур и сказал:
— Идем, Намндас. Попробуем сами ответить на твой вопрос.
Мы последовали за Харудой и увидели, как он отрывисто отдает приказания менее удачливым охотникам и управляет раздачей дичи костровым и коптильщикам. Покончив с этим, уселся Харуда перед своим жилищем и принялся чистить свое оружие и проверять, не затупились ли каменные наконечники. Увидев нас, он сказал:
— Читаю в ваших глазах вопросы, чужестранцы.
— Верно, — отвечал ему Шизумаат.
Узнав от него наши имена, Харуда предложил нам сесть с ним рядом и сказал:
— Задавайте свой первый вопрос.
И задал мой друг вопрос, сильно меня удививший:
— Харуда, каждый день ты приносишь с охоты столько добычи, что легко мог бы стать главным среди старейшин племенных кланов. Ты способен утолить голод куведах, потому мог бы взять себе власть над ними. Тем не менее ты остаешься охотником. Почему ты не вождь куведах?
Посмотрев на Шизумаата, Харуда рассмеялся.
— Полагаешь, мой успех в охоте означает, что я мог бы так же успешно предводительствовать куведах?
Подумав, Шизумаат отвечал:
— Нет, это еще не сделало бы тебя сильным вождем. И все же обычно тот, кто что-то умеет хорошо делать, превращает это в средство принудить других к тому, что они умеют делать хуже его, за вознаграждение.
Охотник покачал головой.
— Я этим не занимаюсь.
— Но ты бы смог навязать племени свою власть, если бы захотел. Наверное, просто не хочешь властвовать?
Великий охотник оторвал взгляд от наконечника копья, которое натачивал, и хмуро уставился на Шизумаата.
— Я тот, кем хочу быть, юноша. Мой путь к счастью не пересекается с путями Кангара или Буны. У меня нет желания править.
Шизумаат еще поразмыслил.
— Не считаешь ли ты, Харуда, что тот, у кого есть божий дар, обязан править, а не заниматься добыванием пищи?
Я посмотрел на друга. В своем ли Шизумаат уме? Зачем он дразнит великого охотника?
Харуда встал, и лицо его утратило желтизну, став буро-красным.
— Я охочусь, юный любитель задавать вопросы, а не добываю пищу. Свое умение охотиться я приобрел долгим опытом. Это не божий дар.
— Еще один вопрос, Харуда. — Я разрывался между желаниями удрать от охотника без оглядки и придушить лучшего друга.
— Задавай быстрее! — приказал Харуда.
— Если твое охотничье мастерство — не дар, почему же это получается у тебя лучше, чем у других? Почему другие охотники приносят домой гораздо меньше добычи?
— У них свои способы, у меня — свои. Мои лучше.
И охотник, устав от расспросов, ушел в свою палатку.
Про себя проклиная Шизумаата за то, что он оскорбил Харуду, я терпел, пока мы не оказались в своем шалаше. Костровой принес нам жареного мяса, и, поев, я понял, что уже не злюсь. Но когда мы улеглись, я спросил: