Враг мой (сборник)
Шрифт:
О, если бы она могла видеть! Только бы прозреть!
Оказавшись на самом краю бездонного колодца жалости к самой себе, она в ужасе отшатнулась. И тут же с ней заговорил Намваак со страниц Талмана:
"... И сказал Намвааку ученик:
– Джетах, Вселенная тонет в кромешной тьме. Зло это так всесильно, а я так мал и беспомощен! По сравнению с ним чернота смерти кажется ярким светом.
Намваак посмотрел на искривленный клинок и отдал его ученику.
– Там, где стоишь сейчас ты, дитя мое, стоял до тебя
Она резко села и напрягла слух, уловив новые колебания в воздухе. Потом она стала крутить головой в разные стороны, тщетно пытаясь определить направление, откуда доносится звук. Однако из-за нарочитой искривленности стен спальни, поглощающих звуки, ей казалось, что этот звук плывет к ней отовсюду.
Джоанн встала, добралась до двери и распахнула ее. Звуки стали чуть громче; она уже была готова определить их как нечто среднее между хрустальным перезвоном и дрожанием гитарных струн.
Музыка... Ноты, впрочем, не подчинялись привычной последовательности; то были скорее непостижимые метания по нотному стану, внушающие тоску и чувство одиночества.
Она нажала панель, отпиравшую все двери сразу, и ощупью переместилась ко входу в апартаменты. Звуки доносились откуда-то слева. Она колебалась: в эту сторону ей еще не приходилось удаляться.
Уперевшись левой ладонью в каменную стену коридора, она побрела на звук. Пока она шла, музыка несколько раз прерывалась, а потом возобновлялась; непонятная мелодия всякий раз сменялась другой, но не более понятной. Так она двигалась, пока резонанс не подсказал, что она добралась до просторного помещения с высоким потолком. Она оттолкнулась от стены, вошла в дверь и опять привалилась к стене.
Музыка, которой она внимала, звучала все тоскливее. Джоанн позволяла музыке вливаться ей в душу, не проводя сравнений и отбросив все пристрастия. Музыка задела в ее душе болезненные струны, вызвав знакомые, но в то же время не поддающиеся определению чувства.
Музыка стихла, но для Джоанн она еще продолжала звучать.
– Кто здесь? Отзовитесь!
– Голос принадлежал Торе Кия.
– Разве вы меня не видите?
– Нет, здесь темно. Чего вам надо?
– Я услышала, как вы играете. Я думала, что из-за руки вы больше не можете играть...
– Я могу играть оставшейся рукой.
Он шагнул к ней. Она напряглась, но Кия всего лишь взял ее за руку и подвел к дивану. Сев, Джоанн услышала, как драк отходит и снова берет инструмент. Поток звуков возобновился.
– Из ваших апартаментов доносился крик.
– Я кричала во сне.
– Баадек сказал мне, что вы не донесли моему родителю о Том, что произошло в машине. Я благодарен вам за это.
– Я промолчала скорее ради Баадека, чем ради вас, Кия.
Он ответил негромким смехом:
– Разумеется.
Она промолчала, и Кия заиграл снова. Звуки были нечеловеческими, как и сама тидна - арфа со стеклянными струнами. Зато теперь звучала совершенно иная музыка. Джоанн откинула голову на спинку дивана и прислушалась, стараясь понять значение неведомых музыкальных фраз. Музыка все время менялась; наконец зазвучало нечто знакомое.
– Что это, Кия?
Музыка смолкла.
– Мое собственное сочинение. Я написал его на Амадине. Оно вам что-то говорит?
– Здесь слышна человеческая музыка, темы из человеческих произведений. Я их узнала.
– Поймите, Джоанн Никол, сочинение, рожденное среди крови, заливающей Амадин, было бы ложью, если бы в нем звучали чувства одних бойцов Маведах, но не участников Фронта. Ваш композитор, Чайковский, мыслил точно так же, сочиняя музыку о войне: у него звучат мотивы как его собственного народа, так и вражеские.
– А что вы вообще знаете о музыке людей?
Он помолчал. Тидна была без особых церемоний поставлена на пол.
– Этот ваш Мицак сказал кое-что, показавшееся мне правдой. После игры, затеянной моим родителем, он спросил у меня, в чем различие между невежеством и глупостью, и сам же ответил на свой вопрос: невежество добровольная глупость. Такое впечатление, что Мицак имел в виду всех нас: и людей, и драков.
– Игра вашего родителя? Так вы знали, Кия, что это игра? Ваши речи были частью вашей роли?
– Конечно!
– Зачем? Зачем вы приняли в этом участие?
– Мы живем по талме и потому все время играем. К тому же Тора Соам мой родитель. Для игры ему потребовалась моя ненависть.
– Но вы знали, что это - игра?
– Все это - игры, Джоанн Никол. Все сущее - игра. Неужели, слушая в чирн-ковахе Талман, вы так ничего и не усвоили?
Джоанн услышала, как он снова берет свой инструмент. Прозвучало несколько аккордов, потом звуки оборвались так же внезапно, как возобновились.
– О Чайковском я знаю по той же причине, по какой мой родитель знает о поведении людей и других рас. Все подробно изучено. Я изучал музыку. Мой родитель изучал жизнь. Ведь перед войной люди изучали нас - разве нет?
– Изучали.
– Наши средства обработки информации благодаря развитию талмы многократно превосходят ваши.
– Причудливая мелодия, навеянная пережитым Кия на Амадине, заполнила комнату.
– Мой родитель владеет всеми возможными сведениями о людях, включая их знания.
– Но разведка Соединенных Штатов Земли...
– Это несерьезно. Вы подходите ко всему бессистемно и поверхностно, а мы заглядываем вглубь.
– Но все равно не можете избежать войны.
– Не можем, Джоанн Никол. Мы не можем.