Враг мой. Академия Блонвур. Книга 2
Шрифт:
Глава 88
Все девушки, не только Эльджета, ахнули в ужасе.
— Да этого графа казнить надо! — в гневе бросила Тар-Си.
— К сожалению, поздно, — ответил Элестайл. — Он уже умер.
— И ты думаешь, что граф несколько лет держал несчастную эльфийку взаперти в подземелье? — с трудом вымолвила Эльджета. Версия была настолько ужасающей, что просто не укладывалась в голове.
Лонгаронель крепче обнял её.
— Именно так я и думаю, — подтвердил король.
— Но что же стало с Миривэнной потом? — с содроганием спросила Лориин. Что ничего хорошего –
— Очевидно, бедняжка умерла, — выдал Элестайл худшее из витавших в воздухе предположений. — Не знаю уж в родах или же от ужасов плена, но где-то вскоре после появления на свет Фанеции доступ в подземелье вновь стал открыт. Впрочем, говорят, что графиня вроде бы не спускалась туда больше никогда.
— Это что же, получается, она знала о том, что творил её дорогой супруг?! — вопросил Рондвир.
Король пожал плечами:
— Знала или догадывалась – доподлинно уже не установить. Но мужа, вероятно, боялась как огня. Хотя, может, и просто держалась за его состояние.
— Во всяком случае теперь понятно, почему граф выдал свою бастардку за бастардку жены, — произнёс Дальгондер. — И вовсе он не стеснялся запятнать адюльтером собственную честь – её у него не было в помине. Однако пропавшую эльфийку искали родственники – а тут вдруг появляется бастардка-полукровка. До мифического же эльфа, с которым якобы загуляла графиня, никому не было дела. Полагаю, родичам Миривэнны следует повскрывать могилы на фамильном графском кладбище, — мрачно добавил он.
— Думаешь, граф захоронил её где-то там? — усмехнулся король. — Ох вряд ли. Скорее, прикопал где-нибудь в лесу – где тело даже если бы вдруг и обнаружили, никогда не связали бы с ним.
— А вот не скажи, — возразил ему Лонгаронель. — Граф был, конечно, отпетой скотиной, только на Миривэнне крыша у него, похоже, конкретно поехала. Поэтому вполне мог «любовно» похоронить её на фамильном кладбище.
— Вывод о его, так сказать, привязанности к Миривэнне ты делаешь из факта, что он её похитил и несколько лет держал в плену? — вновь криво усмехнулся Элестайл. — Да может, она далеко не первая жертва этого маньяка.
— Нет, вовсе не из похищения, конечно, — язвительно улыбнулся Лонгаронель. — Но он оставил дочь Миривэнны, которая, судя по всему, была очень похожа на мать, у себя. Тогда как, я уверен, у такого скота, каким был граф, ненужного ребёнка рука бы не дрогнула утопить в первом попавшемся корыте и закопать рядом с матерью. Но он растил девочку, рискуя быть раскрытым, и даже составил завещание на неё и внучку.
— Вообще-то его жена была бесплодна, — напомнил Элестайл.
— А что мешало ему завести менее проблемного бастарда от человечки – одной из служанок, например? Только не говори, что какие-то морально-этические барьеры, — ядовито ухмыльнулся Лон. — К тому же других внуков, непохожих на Миривэнну, он вовсе не включил в завещание. Нет, я не говорю, будто граф питал к несчастной глубокое чувство. Такие определения к долбанутому на всю голову собственнику вообще неприменимы. Однако определённая зацикленность на девушке наверняка имела место.
— Да, пожалуй, ты прав, — согласился король.
— Вы говорите о завещании графа. Его всё-таки удалось найти? — заинтересовался Дальгондер.
— К сожалению, нет, — ответил Элестайл. — Однако мои вампиры сумели-таки отыскать и разговорить бывшего помощника графского нотариуса, и тот рассказал, каким было настоящее завещание старого Вондерта.
— Мне ничего
— А вот об этом не переживай, — проговорил вампир, касаясь губами волос на её макушке. — Лже-наследники графа оказались варитами, равно как и нотариус. Сложно сказать, когда конкретно в этих людей вселились клавры, однако теперь убийцы твоей матери в любом случае уже мертвы.
— Кстати, ответ на вопрос, почему Фанеция не сказала Логвэю о беременности, — вновь заговорил Элестайл, — тоже можно считать найденным.
— И почему же? — спросила Фортейл.
— Наверняка долгое время граф даже не подозревал о романе дочери с эльфом. А вот когда узнал – пришёл в ужас. Но на его счастье эльф был совсем не из тех мест, откуда родом Миривэнна, а потому сходства любовницы с пропавшей шестьдесят лет назад девушкой не обнаружил. Не сомневаюсь, что он всё равно тут же запретил дочери всякое общение с ним – просто по времени это совпало с решением самого Логвэя порвать отношения. Ну и, естественно, также граф запретил ей рассказывать о том, что ждёт ребёнка. А дальше... Вот просто уверен, что письма в Лорвейн с разоблачением любовной связи Логвэя были состряпаны тоже графом – чтобы отбить эльфу всякую охоту снова приближаться к Фанеции. А чтобы сама Эльджета никогда не сунулась в Лорвейн, ей всю жизнь внушалось, сколь сильно эльфы не переносят полукровок – мол, прямо на въезде в лес в порошок сотрут. Впрочем, не сомневаюсь, то же самое с малых лет вдалбливалось и Фанеции.
— И в результате Эльджета вообще воспитывалась какими-то гувернантками, служанкам – кем угодно, только не родными, — зло заключил Дальгондер. — Хотя отец, знай он о дочери, такого точно бы не допустил.
Ледяной Рог
Стоя у окна своего нового жилища, Итель с тоской смотрела на светившееся в темноте окно покоев Дамреби. Единственное в двух мирах место, где она была по-настоящему счастлива. И куда больше не войдёт уже никогда.
Никогда... Это самое страшное слово в любом языке. Но именно оно теперь составляет основу её жизни. Точнее, бессмысленного существования. Он не простит никогда, и всё остальное уже неважно.
Поначалу она наивно поверила Лиссанту, что нужно выждать время, и всё изменится... Она выжидала – целых две недели. Две недели без него, две недели пустоты и одиночества – это практически вечность! Вчера попыталась поговорить с ним снова. Но ничего не изменилось. Ни-че-го! В нём по-прежнему жива только ненависть к ней. А всё остальное умерло безвозвратно. Ей больше нет места в его жизни... но жизнь без него не имеет смысла.
Итель обмакнула перо в чернильницу и начала писать:
«Прощай, любовь моя! Я знаю, ты не простишь. Я виновата во всём сама! Я убила твою жену, обманом втёрлась в твою жизнь. Этому нет прощения! Если бы время можно было повернуть вспять, я бы не поступила так снова. Не знаю, сумела бы сама заслужить хоть часть твоей любви, что принадлежит Итель... Но, по крайней мере, ты бы меня не ненавидел. К сожалению, ничего изменить уже нельзя...»
Она отложила перо. Перечитала. Потом смяла листок, бросила его в огонь в печи.