Враг рода человеческого
Шрифт:
Но он не способен был сделать это. А если бы он мог трезво взглянуть на вещи в этот момент, он, наверное, сразу же остановился и умер на месте. Астрид, немилосердно вцепившись в него своими обожженными руками, тащила Бреннера вперед. Он спотыкался, падал, но девушка вновь поднимала его на ноги. Падая на раскаленные камни мостовой, Бреннер не успевал почувствовать жгучей боли в ладонях, прикасавшихся к булыжникам. С большим трудом он добрался — вернее, Астрид дотащила его — до почерневшей от огня каменной стены здания. На сохранившейся части фасада была небольшая, но очень массивная дверь с тяжелым замком, которая, как ни странно, уцелела при взрыве. Астрид толкнула его к стене рядом с этой дверью и, выпустив наконец из своих рук его плечо, дотронулась до нее. Бреннер не мог
— Бежим! — крикнула Астрид. — Быстрее!
Она тут же снова вцепилась ему в плечо, развернула его лицом к входу — причем, по-видимому, без особых усилий — и так сильно толкнула Бреннера в спину, что он чуть кубарем не скатился по лестнице. В последний момент ему удалось остановиться на верхней ступени, уперев руку в шершавую каменную стену и еле-еле сохраняя равновесие. Лестница уходила куда-то вниз и терялась в непроглядной тьме. Бреннер чувствовал, что она ведет в очень глубокое подземелье.
— Беги! — крикнула ему девушка. — Спаси свою жизнь! Ведь ты ни в чем не виноват!
Необычность этих слов заставила Бреннера на минуту выйти из оцепенения, но он не побегал вниз по лестнице, а обернулся к Астрид и взглянул на нее. Он был в этот момент не способен не только задавать вопросы или вообще что-нибудь делать, но даже понять, что происходит. Ведь все произошло в считанные секунды, и только теперь Бреннер — как это бывает в минуты смертельной опасности — вдруг с особой остротой и ясностью стал воспринимать все звуки и картины окружающего мира.
Он отчетливо видел Астрид, стоявшую перед ним в дверном проеме с широко раскинутыми, словно для объятия, обожженными руками. Девушка была сильно изранена, но на ее лице не было заметно выражение боли или страха. Бреннер видел также в небе за спиной Астрид кружащийся над противоположным фасадом монастырского здания, расположенного буквой “П” и окружавшего тремя своими стенами внутренний дворик, вертолет. Он упал, словно пылающая звезда, на крышу, перевернулся и взорвался.
Последнее, что увидел Томас Бреннер, был огненный вал, накатывающий на них с неба с жутким ревом. Фигура девушки в дверном проеме исчезла в пламени, а его самого отбросило взрывной волной назад, и он скатился по лестнице в глубину подземелья.
Салид сам не знал, каким образом он в конце концов достиг берега. Может быть, это было чистой случайностью. А может быть, он должен благодарить за спасение свой инстинкт пловца, который заставил его плыть в правильном направлении. Одним словом, снова случилось чудо — одно из бесчисленного множества чудес, происходивших с ним в жизни. Хватаясь сведенными судорогой пальцами за илистое дно, Салид, напрягая последние силы, выбрался на пологий берег и застыл в неподвижности. Его ноги все еще оставались в воде, но у Салида больше не было сил двигаться. По крайней мере, он теперь мог не опасаться, что утонет.
Отчаянные усилия Салида не потерять сознание — что в его положении означало смерть — наверняка не увенчались бы успехом, если бы его невольным союзником не оказалась новая смертельная опасность, подстерегавшая его. Вода становилась все холодней, и он почувствовал, как его йоги начали покалывать острые иголки, а все тело — от пальцев ног до пояса — оцепенело, теряя чувствительность. Лежа на берегу в полубессознательном состоянии, Салид вдруг явственно представил себе, как найдут его тело здесь после того, как все кончится, его ноги по бедра врастут в лед реки, и его труп придется вырубать из него — как вырубали скелет найденного пару лет назад в Альпах человека каменного века. И почему-то именно эти нелепые мысли придали ему сил. Он сумел наконец выбраться на берег и перевернулся на спину. Ноги окоченели и не слушались его, поэтому Салид мог рассчитывать только на свои руки. Когда он переворачивался на спину, то почувствовал страшную боль в бедре. Салид задохнулся от боли и крепко сжал зубы,
И Салид знал, что это лишь начало. От холода его рана занемела, и боль дала ему краткосрочную передышку. Тем дороже придется заплатить за нее. Рана почти не кровоточила, но Салид видел в ней осколки раздробленных костей.
Внезапно он с ясностью осознал, что с ним все кончено. Даже если он не умрет в ближайший час, даже если ему вообще удастся выжить — что само по себе невероятно — он никогда уже не будет тем, кем был. Салид получил тяжелое ранение и теперь не сможет свободно и самостоятельно ходить, как прежде. Его лицо было в ожогах. Салид много раз видел ожоги и знал, что у него на всю жизнь останутся рубцы и шрамы. Какие еще ранения и травмы получил он сегодня? Салид не знал, но был уверен, что ожогами и раной бедра дело не обошлось. Чувствуя, как отступает сковывающий все его тело холод, Салид одновременно ощущал, как нарастает боль. Казалось, что болело все его тело. Чудом было уже то, что он все еще двигался Из Абу эль-Мота, Отца Смерти, Салид превратился в инвалида, в калеку с испещренным шрамами лицом. И все это произошло в считанные секунды из-за неопытности пилота и его собственного легкомыслия Он должен был прислушаться к своему внутреннему голосу, предостерегавшему его
Любой другой человек на его месте, наверное, уже сдался бы в такой ситуации. Но Салид не чувствовал отчаяния, он испытывал в этот момент глубокое спокойствие, которое придавало ему силы Он не думал о том, что может еще победить, или даже просто выжить. Абу эль-Мот провел свой последний бой и потерпел поражение. Он жил как воин и умер как воин на поле битвы.
Но ему не хотелось, чтобы люди нашли его здесь в таком состоянии — дрожащего от боли и холода человека, который, возможно, когда страдания станут нестерпимыми, начнет кричать, плакать и молить о пощаде. Если он обречен на смерть, то должен умереть как мужчина — в полном одиночестве и без единого стона. Во всяком случае, никто не должен слышать его стенаний и крика.
Крепко сжав зубы, Салид сел, преодолевая приступ тошноты и головокружения. Он с изумлением отметил, что ему вдруг стало очень легко. Его организм, похоже, теперь, когда он перестал надеяться на спасение, черпал силы из запаса жизненной энергии, предназначенной на долгие десятилетия.
Салид оглянулся на монастырь. Здание было полностью разрушено, хотя сама коробка стен сохранилась. Но Салид видел, как на монастырь упал “Апач” и взорвался. При таком взрыве никто не сумел бы уцелеть. Крыша рухнула вниз и теперь горела. Окна превратились в черные закопченные раны, из которых валил дым, а порой вырывалось пламя. В небе над монастырем поднималось кроваво-красное зарево от пожара, который все еще бушевал во внутреннем дворике. Салид содрогнулся. Когда “Апач” рухнул внутрь здания, то прежде еще, чем он достиг земли, взорвались все его боеприпасы и горючее топливо. Неужели то, что он, Салид, уцелел, спасся буквально в ту секунду, когда рухнул его вертолет, было чистой случайностью? Неужели все это произошло только ради того, чтобы он принял более мучительную смерть?
Салид отогнал от себя эти мысли. Его мучения не будут долгими. Течение реки отнесло его на некоторое расстояние от горящего здания и обломков вертолета, но не так далеко, как полагал Салид сначала. Сейчас он находился примерно в тридцати метрах от ворот и в сорока метрах от обломков врезавшегося в каменную ограду вертолета. Он должен был добраться туда. При падении в реку Салид выпустил свою винтовку из рук, и она утонула в воде. Ему предстояло преодолеть довольно значительное пространство, но он должен был справиться с этим, даже если бы пришлось проползти это расстояние.