Враг

Лисина Александра

— Оставь, — посоветовал Дядько, когда Весельчак уже собрался потрясти пацана за плечо. — Вряд ли он до завтра проснется, так что не трогай. Пускай спит.

— Есть тоже надо, — недовольно буркнул рыжий. — Он слишком много крови потерял.

— Ничего, потом наверстает.

— Ну, смотри.

Дядько проводил взглядом уходящего парня и велел Каррашу проследить, чтобы больше никто не вздумал вмешаться в естественный ход вещей. Он хорошо знал, что Белика сейчас не сможет разбудить ни гроза, ни крики, ни рев боевого рога над ухом. Только ощущение неминуемой угрозы могло заставить его вскочить, потому что на подобные моменты у малыша был совершенно фантастический нюх. Но сейчас он не проснется. И это

хорошо, потому что именно в первые дни его шрамы болят сильнее всего. Потом Белик наконец очнется ото сна и начнет поглощать пищу в гигантских количествах: его голод, как и всегда в таких случаях, будет поистине звериным. Зато еще через день малыш сможет нормально сидеть в седле и выдавать искрометные остроты — выздоравливал пацан на удивление быстро.

— Его устойчивость к ядам — это врожденное умение? — негромко спросил Таррэн, с искренним любопытством изучая порозовевшую физиономию спящего сорванца. Тот выглядел гораздо лучше, чем вчера вечером. Хотя темные круги под глазами и бескровные губы по-прежнему напоминали о той пропасти, в которую он едва не шагнул.

Дядько молча покачал головой:

— Тогда что это: амулет, талисман, наведенная магия?

— Нет.

— И к его палке не имеет никакого отношения?

— Верно.

Эльф озадаченно нахмурил брови:

— Поправь меня, если я ошибусь: у Белика есть способность противостоять ядам, так? Но эффект от воздействия в первый раз будет точно такой же, как на всех остальных?

— Да, только в первый раз, — ровно отозвался седовласый. — Потом хоть ложкой ешь — ничего не случится.

— Значит, сперва симптомы у него развиваются, как положено, но потом появляется устойчивость? — уточнил темный.

— Да.

— И результат сохраняется пожизненно? Честно говоря, я не знаю ни одного заклятия, способного за пару дней избавить человека от действия смертельного яда. Обезвредить его очень трудно, а вывести — попросту невозможно.

— Магия не имеет к этому отношения, — сухо сообщил Урантар.

— Тогда что же? Про амулеты знаю, талисманы иногда тоже можно наделить нужными свойствами, но рано или поздно сила в них все равно иссякнет, и тогда придется или обновлять старый артефакт (что безумно расточительно), или же искать себе новый. Но подходящего материала в мире не так уж много, а умельцев, способных грамотно его использовать, — вообще считаные единицы. И я готов голову заложить, что у твоего племянника такого амулета нет!

— Верно.

Таррэн недоуменно покачал головой:

— В таком случае я ничего не понимаю!

— Тебе и не надо.

Эльф с досадой поджал губы, но настаивать не стал: у каждого свои секреты. И хотя любопытство буквально съедало его изнутри, пришлось вежливо откланяться, потому что Страж был не слишком склонен к откровениям, особенно в том, что касалось племянника. То, почему седовласый так спокойно позволял мальчишке находиться в опасной близости к смертельно ядовитому Каррашу, больше не вызывало удивления. Конечно, чего волноваться, если малец наверняка уже не раз был покусан или оцарапан норовистой зверюгой?

Странно другое: раз устойчивость к ядам не была врожденной и не имела отношения ни к магии, ни к внешним источникам силы, то оставалось предположить, что Белик получил щедрый подарок от кого-то еще. Но в том-то и загвоздка! Да, с помощью магии можно поделиться с другом своей личной устойчивостью к заклинаниям, наложить заклятие внешнего щита или же много лет не снимать с себя чужую личину. Вполне реально переплести силовые потоки вокруг человека, эльфа или гнома так, чтобы вообще сделать его невидимым для чужого магического взора! Это требовало огромных сил, обоюдного согласия и обязательного использования магии крови, но все же было осуществимо. Но Таррэн, хоть убей, не знал в этом мире ни одного живого (да

даже мертвого!) существа, которое смогло бы передать удивительную стойкость к безусловно смертельным ядам обычному человеческому ребенку.

Он разочарованно отвернулся и, провожаемый внимательным взглядом Карраша, вернулся в начало каравана.

— Выяснил что-нибудь об этой мелюзге? — вполголоса поинтересовался Элиар.

— Нет.

Светлый на мгновение обернулся, но Таррэн и не подумал отводить глаза: перебьется, как любит говорить Белик. Еще не хватало тушеваться перед этим занудой. Элиар, не дождавшись ответа, поджал губы и отвернулся, выразительно переглянувшись с Танарисом, после чего оба, не сговариваясь, прибавили шагу. Таррэн же искренне пожелал, чтобы эта парочка снобов где-нибудь случайно затерялась по дороге и больше не мозолила ему глаза. А еще лучше — отдала бы ему гномью частичку ключа Изиара и по-быстрому умотала в свой отвратительный Светлый лес. Потому что проку от них — никакого, а гонору и спеси — выше крыши, как нынче выражаются смертные.

Эх, жаль, этому не дано случиться: владыка наверняка стребует с них по возвращении за артефакт. Гномы стребуют тем более, потому что, отказавшись участвовать в походе, самолично вручили им свою частичку ключа. Странный, конечно, поступок, даже для предпочитающих добровольное затворничество гномов, но за ключ они точно спросят. А значит, терпеть ему светлых еще очень долго.

Таррэн проводил взглядом собратьев и вдруг самым кощунственным образом усмехнулся: а может, Страж прав? Может, светлые и вовсе не нужны в Проклятом лесу? К Лабиринту, конечно, придется спускаться всем вместе, потому что ни люди, ни перворожденные никогда не выпустят из рук драгоценных артефактов и позволят магическим пластинкам соприкоснуться только в самый последний момент — у закрытых врат. Так, как заповедовал владыка Изиар. Но внутрь-то ему придется входить одному! Никого другого Лабиринт не пропустит! Все расы об этом прекрасно знали, а сопровождающих в Серые пределы отряжали скорее для порядка, чем для реальной помощи, ну и для того, чтобы было кому присмотреть за очередным смертником и помочь активировать ключ, а потом вернуть части артефакта высокопоставленным владельцам — на хранение на следующую тысячу лет.

Почему смертником? Да просто потому, что за прошедшие эпохи ни одному темному еще не удавалось выйти из Лабиринта живым. Активировать амулет и вернуть его через сотворенный портал сородичам — да. Но вот вернуться…

Когда-то давно на эту трудную роль владыка Л’аэртэ назначил своего младшего сына — ненаследного принца Торриэля, но тот, к несчастью, имел неосторожность выступить против экспериментов с людьми, насмерть разругался из-за этого с сородичами, после чего навсегда покинул родной лес. А старший наследник — один из тех, кто подходил на роль мученика, но совершенно не желал им становиться, лет двадцать назад принял не менее мудрое решение пропасть без вести и с того времени больше не объявлялся.

Таррэн, правда, полагал, что Талларен до сих пор ищет младшего братца, который перед уходом едва не проткнул его насквозь. Причем ищет настойчиво, чтобы со всей вежливостью напомнить об обязательствах и заодно вернуть старый должок. Но вот незадача — младший братишка скрылся настолько ловко, что успешно избегает встречи с себе подобными.

Ищет ли до сих пор Талларен своего упрямого брата или нет — Таррэну до этого не было никакого дела: идти в Лабиринт все равно надо. А поскольку кровь Изиара нынче в большой цене, то, похоже, ему, бродяге, и быть козлом отпущения, на котором висит долг народа эльфов перед Лиарой. Вот и трясется он теперь в седле, путешествуя по пыльной дороге рядом с презирающими весь мир светлыми, с не ведающими истинного положения дел людьми, с одним раненым мальчишкой и его опекуном.