Враги России
Шрифт:
Те, кто охраняет их и обрекает на подобное существование, – не фашистские агрессоры, не надсмотрщики гестапо и С С, не зондеркоманды. Это наши граждане, которые ходят с нами по одной земле и получают обычные официальные зарплаты. А действующие тюремные правила и распоряжения приводят к чудовищным по своей сути ситуациям.
Это только наивным простакам кажется, что мы живем в XXI веке в цивилизованной стране, и поэтому у нас в местах не столь отдаленных кормят фуа-гра, обращаются исключительно на «вы», работают телевизоры и заключенные аккуратно разминаются штангой и баскетболом. Нет, господа, это вам не Голливуд. У нас ситуация совсем иная. Здесь у нас и карцер, где вода холодная по колено и не разогнуться – называется это, правда, штрафной изолятор, хотя непонятно, почему бы не называть по старинке, было бы справедливо. Здесь и отсутствие нормальных санитарных условий. Здесь, если ты уж совсем идиот, и полный отказ в медицинской помощи. И неважно, кто ты – аферистка с диабетом, которой нужны инсулиновые уколы (да
Никогда не забуду дело, о котором в свое время много писал. Оно тоже не уникально. Всего лишь у подследственного во время пребывания в СИЗО возникли проблемы со здоровьем. Да и подследственный не сказать чтобы уважаемый человек – разве в СИЗО есть уважаемые люди? Все они – просто заготовки в лагерную пыль. А этот, Кругляков его фамилия, – ну подумаешь, банкир, а раньше доктором был, лауреатом премии Ленинского комсомола, разрабатывал кардиостимуляторы, и как раз такой кардиостимулятор у него самого и стоял. И дело-то было не особо серьезное, а в СИЗО он находился, потому что очевидно мог сбежать – поскольку, вы только вдумайтесь, у него был заграничный паспорт, и это сочли достаточным основанием, чтобы лишить человека свободы, а не избрать другую меру пресечения. Так вот, у него в кардиостимуляторе вдруг батарейка села. Нет, конечно, не вдруг, но для тюремщиков это было удивительно. За Круглякова просили самые известные доктора – не чтобы его освободили, а чтобы разрешили заменить батарейку в больнице, в Центре сердечной хирургии им. Бакулева, потому что это реально довольно тяжелая операция. На что им ответили, что это чушь и что Кругляков притворяется. А потом один умник следователь решил поставить эксперимент – просто взял и отключил прибор. После чего у заключенного наступила клиническая смерть.
Следователь – обычный российский гражданин, а не какой-нибудь палач гестапо – попытался включить прибор, а человек не оживал. С огромным трудом его все-таки удалось вернуть к жизни. Вы, наверное, думаете, что его отправили на реабилитационный период в больницу? Не надейтесь. В тюремный госпиталь.
Неясно, каким чудом Круглякова все-таки удалось вытащить из заключения, ему еле успели сделать операцию. Не буду говорить о том, какой вред был нанесен его здоровью. Ну и как? Можно предположить, что пытавший его следователь был обвинен, отстранен от работы, понижен в должности? Ничего подобного. Он даже взыскания не получил. Это же все нормально. Разве может быть по-другому?
Вот этот следователь – он враг или нет? Наверное, если бы мы смотрели фильм о зверствах гитлеровцев, то такого палача ненавидели бы всеми фибрами души. А к этому человеку как относиться? Или как относиться к тем скромным и простым людям, которые решили, что в СИЗО достаточно мыться один раз в неделю? К тому же один раз в неделю означает – если в этот день у тебя нет судебного заседания. А если заседание есть, то извини, не мыться тебе еще неделю, походи пока грязным. Да и это не страшно. Кормят же понятно как. Но если ты ведешь себя плохо, тебя после вывоза в суд переводят в другую камеру – и живи без еды, а передачки твои все «сгорели». А во время слушания в суде тебя тоже кормить нельзя. Не дай бог кто-то из родственников конфетку передаст – не положено! И приведут тебя, закованного в кандалы, – ты же вражина, хотя приговора суда еще нет, а судят тебя всего лишь за экономическое преступление. Сейчас, конечно, стало все меняться, и полетели высокие чины со своих кресел. А конкретные следователи? Прошло время, и все вернулись на работу.
Или, например, есть какой-то генерал Бульбов. Страшный человек, непонятно в чем замешан, не дай бог проговорится. И неважно, что герой Афганистана, неважно, что русский офицер, неважно, что кровь проливал и что солдат своих из окружения выводил, личный состав берег. Неважно. Важно было взять его и бросить в тюрьму. А если он, мерзавец, не понимает, так мы на семью надавим. Сына из академии выгоним, с женой беседы будем проводить, порочить.
Ну а уж если ты, не дай бог, бизнесмен, да еще когда-то был сенатором, то как же сладко взять и показать про тебя сюжет! А ты в камере сидишь, а вокруг тебя уголовники. Есть телевизор, и работает он прямо у тебя над головой. И тут показывают, какой же ты мерзавец! А главное – сколько у тебя квартир, домов, пароходов, самолетов, рек и океанов – ну прямо хозяин мира. Абрамович с Березовским плачут друг у друга на плече, их утешают Билл Гейтс с Потаниным. Ну и потом приводят этого мерзавца страшного на суд, синего такого, что издали можно, наверное, его принять за баклажан. Но судья-то дама опытная и милосердная. Она сразу поняла – видно, упал во сне. И лицом ударился. Поэтому на такую мелочь можно не обращать внимания.
Стоит ли говорить, что с ним вытворяли, чтобы он переписал все свое имущество на кого надо, и через какие мучения прошел еще не осужденный человек просто за то, что он не хотел брать на себя все? А ведь ему объясняли, просили: возьми, не будь дураком, ведь по-настоящему страшных преступников мы посадить не можем, они родственники больших людей во власти, на них нам добро не дали. А ты человек неприятный, жадный, и ведь действительно
Россия современная хороша до того момента, пока дверь камеры за тобой не закрылась. А как закрылась, тут и заработала машина времени. И озираешься ты, пытаясь понять, какой год на дворе – 1931, 1937, 1951 или 2011-й. Все одно – жизнь кончилась, приплыли.
Конечно, эту систему рано или поздно надо было менять. Но вот поручить прогнившей коррумпированной системе перестраивать саму себя – шаг, конечно, удивительный и очень российский. Понять, каким образом вдруг все осознают свое ничтожество, припадут к роднику мудрости и, умывшись слезами, совершив раскольниковское покаяние на Сенной площади и троекратно нырнув в разные котлы, вынырнут оттуда добрыми молодцами, можно только в России. Можно, конечно, предположить, что система изменится, если снять с должностей двадцать генералов, и что если дать лейтенанту достойную зарплату, то в милицию (полицию!) сразу побегут работать хорошие люди, а плохие посредством магического заклинания либо преобразуются в хороших, либо растворятся в небесной дымке. Но верить этому никаких оснований нет.
Стало ясно, что в России фактически сложилась система параллельного управления народным хозяйством, которая использует (а зачастую сама создает) прорехи в законодательстве, равно как и прорехи в осуществлении законодательства, для личного обогащения. При этом не обязательно даже вступать в сговор в каждом отдельном случае. Сложилась, должно быть, принципиальная система взаимопонимания. И если спросить каждого из этих людей, они, наверное, чувствуют себя патриотами. Что ж, многие из них действительно патриоты, так как на фоне предельно коммерциализированной гопоты в погонах существуют и доблестные офицеры, которые пытаются не замечать всего происходящего вокруг них и занимаются решением тяжелых боевых задач. Но они скорее относятся к тем немногим фанатикам, которые, как боги войны, вынуждены ездить в горячие точки и с ужасом думать, что вот командировка закончится и придется возвращаться домой. Жизнь любого опера на «земле», любого следователя – неважно, где он служит, – это, по большому счету, мало романтики, много писанины, вечные попытки угодить начальству, и все это крайне далеко от того, что мы читаем в книгах о доблестной милиции.
Конечно, если смотреть сериалы, то тут все просто и ясно – здесь хороший, там плохой. Но, присмотревшись получше, понимаешь, что вся жизнь серая, и хороший не очень хороший, и у плохих бывают какие-то свои обстоятельства, все люди, всюду родственники, всех можно понять, и у того же Дымовского гражданская жена держала ларьки, а он помогал ей выживать. И если, не дай бог, у кого-то из нас что-то случается, мы думаем, кому из знакомых милиционеров можно позвонить и что можно сделать. Хотя, когда наш дачный поселок в свое время подвергался регулярным набегам одинцовских братьев-акробатов, вдруг выяснилось, что приезжавшие на место преступления милиционеры не имели ни малейшего представления ни о дактилоскопии, ни о том, что такое след, ни о том, что такое вещественные доказательства, и по большому счету годились только на то, чтобы пройти по соседним дворам в поисках гастарбайтеров – и не для того, чтобы найти у них похищенное, а чтобы выбить из них деньги за отсутствие регистрации. Что ж, у кого какие задачи.
Может ли очистить себя система абсолютно коррумпированная, по большому счету давно переродившаяся? Наверное, под воздействием магического кристалла все возможно, как и раковая клетка при каких-то условиях может стать здоровой. Но, повторю, никаких оснований верить в такого рода чудо пока что нет. Тем более странно видеть, как реструктуризация доверяется людям, не вызывающим большого уважения. Нет, они, вероятно, замечательные хоккеисты, просто в должности министра внутренних дел хотелось бы видеть человека, гораздо глубже посвященного в специфику милицейской работы и более требовательно относящегося к выполнению своих обязанностей. Здесь, конечно, можно привести много неожиданных примеров, которые довольно сильно радуют: в частности, очевидные изменения, происходящие в московской милиции, где все-таки перестали выгораживать своих, где наконец-то чувствуется, что генерал Колокольцев наводит порядок. И сам он, похоже, человек достойный, который не боится идти на переговоры с протестующими на Манежной площади, да и вообще выглядит так, как должен выглядеть генерал – подтянутый, четкий. Потому что привычный образ российского милиционера – это с трудом пролезающий в хула-хуп живот, неизвестно где болтающийся ремень, наглый взгляд и ощущение, что ты уже попал.