Врата Изгнанников
Шрифт:
Но по большей части, в этом кошмарном месте, под ночным небом и звездами, он думал о своей собственной судьбе, и время от времени о Броне, но не о Броне их юности, не о Броне в другие, лучшие времена, а о Броне в тот момент, когда меч забрал его. На его лице был выжжен ужас, каждая черточка кричала о нем, каждая пыталась высказать слово, которое не успел сказать Брон, но которое он имел в виду, когда понял, что происходит с ним и когда он падал туда, откуда нет возврата.
И это — хотя и случайно! — сделали союзники, презиравшие их обоих, убившие сначала Брона, а потом и преданность, которую он пытался сохранить в память брата,
Они могли бы извиниться, хоть как-нибудь пожалеть о Броне. Простите, леди, но вы могли сказать: «мы не можем доверять тебе». Прости меня, Вейни, но ты мог сказать хоть что-нибудь, мог убедить леди — ты, который спас меня от волков, который вылечил и был союзником…
…и который убил Брона.
…и который, пожав плечами, выбросил его, видя, как леди угрожает ему своим огненным оружием и чуть ли не самим мечом.
Но он — он выбрал другую судьбу.
Отряд стал подниматься по склону холма, и Чи почувствовал в воздухе силу — все сильнее и сильнее, волосы на голове и на теле встали дыбом, лошади стали шарахаться и грызть удила.
Люди спустились с лошадей; кто-то повел лошадь Гаулта, и его, вслед за ней, хотя недовольный и испуганный мерин сопротивлялся, а чалый Гаулта мотал головой и пытался повернуть обратно.
— Уже недалеко, — сказал тот, кто вел лошадь, и внутри Чи все смерзлось в тяжкий ледяной ком. «Не далеко…». Они перешли холм; за ним, как зубы гигантского зверя, к звездам поднимались черные менгиры.
А за ними воздух трепетал в стоявших на верхушке холма воротах Теджоса, темных и мрачных — простая квадратная арка, внутри которой сверкала одна единственная звезда.
И тут мужество Чи пошатнулось. Потом, когда его истощенную лошадь силой подвели к подножию холма, он уже сомневался во всем, что собирался сделать. Любая месть, стоит ли она души человека? Он попытался освободиться от веревок, бесполезно. Потом он оглянулся и прикинул, как далеко сумеет ускакать, если ударит пятками лошадь, а та сумеет вырваться — но мерин и так делал все, что было в его силах, пытаясь освободиться, и не мог; человек крепко держал его за удила, да и все остальные были неподалеку.
Внезапно, как из-под земли, на их пути появились темные фигуры, заговорившие с Гаутом, сверкнули мечи, Гаулт что-то недовольно ответил. «Кто это?» спросил себя Чи. Ему показалось, что кто-то угрожает самому Гаулту, и эти, другие, прибыли от него, поэтому охрана Гаулта и потянулась за оружием. Слишком сложно. Дела кел, их интриги и обманы, которые могут проглотить их всех, а он случайно оказался рядом.
Но, похоже, Гаулт преодолел все трудности. Во всяком случае линия кел, встретивших их, раздалась и дала ему пройти. Они опять двинулись вперед, к холму. Чи посмотрел на замаскированных стражников: странные фигурах со шлемами в виде демонов и диких зверей, из-под забрал горят глаза, в свете звезд сверкают обнаженные мечи.
И вот Ад, на который он сам себя обрек. Стражники остались позади, только он и человек, который вел его коня, и их окружила сила. Впереди, почти над головой, темнели ворота. Не вернуться и не сбежать, и он сам сделал все это, зная, что произойдет, зная себя,
И каждый шаг на этом пути он рассчитал заранее и предвидел все, что могло произойти: они могли застрелить его еще на дороге — Гаулт мог быть мертв — Гаулт мог отказаться сражаться с ним, и на него могла накинуться вся банда — они могли рассеяться по дороге и он мог убить нескольких из них, прежде чем подоспеют остальные — или, наконец, он мог проскакать весь путь до замка Морунд и так вызывать на бой кел, одного за другим, до тех пор, пока бы они не убили его.
Или, если бы удалось живым добраться до Гаулта, тот мог ответить на вызов и проткнуть его мечом, или он сам мог убить Гаулта раньше, чем люди Гаулта убили бы его.
И наконец они могли взять его в плен и, в случае отчаянной нужды, использовать именно так, как собирались сейчас.
Вот ради этой сделки он и рискнул. Когда он сидел тюрьме, то слышал, что когда они берут тело, то, иногда, кел, пытаясь завладеть им, ошибается, и все кончается безумием; или, в темноте шептали пленники, увлекаемые безумными надеждами и строя неосуществимые планы, война внутри тела может длиться годами, душа против души, бесконечное сражение за ту же самую плоть.
Родной клан на холмах ничего не мог дать ему. И родной дом, тоже. Но это… это кое-что обещало.
Он решился на это, когда бросился вперед прямо на Гаулта, с безрассудством берсерка проскользнул мимо стражников и вонзил кинжал в живот повелителя юга, хотя полсотни стражников бросилось, чтобы остановить его.
Он продолжал верить, что это возможно, а конь продолжал прыгать и биться под ним, человек стегал его кнутом и заставлял идти дальше.
Война, подумал он, война на другой почве, ты и я, внутри, никто не может убежать — и я поглощу тебя, Гаулт-мой-враг. Тебе останется твой гнев и ненависть ко мне, а мне мой гнев и ненависть к тебе, тебе останутся твои желания, а мне — мои, вот и посмотрим, кто из нас сильнее, кел-лорд!
Боится ли Гаулт-Человек, что я возьму на ним верх? Возможно. Но я — я нет. Я приветствую тебя, война за мою проклятую душу. И я приветствую тебя, Гаулт-мой-враг. Однажды я уже вернулся обратно из ада, куда ты послал меня. Неужели ты думаешь, что я — опять! — не вернусь обратно.
— Немного дальше, — сказал тот же голос.
Или ему показалось, что сказал. Думать было все труднее и труднее, конь под ним не шел а прыгал, кожа чесалась, как будто по ней позли насекомые. Ворота приближались, конь дергался и спотыкался, и как только человек, который вел его, остановился, мерин упал на колени. — Спускайте, — сказал голос, и его сняли с седла. На этот раз их руки совсем не были мягкими, и мир вокруг уходил все дальше и дальше от привычного и знакомого.
Он взглянул в сторону ворот и увидел, что чалый сумел пройти немного дальше, но сейчас и он остановился, одни люди сняли Гаулта с седла и понесли вперед, другие схватили за руки его самого и заставили подниматься вверх, к ночному небу, мерцающему как воздух над огнем, обрамленному аркой ворот.
Все ближе и ближе, пока он не перестал видеть ничего, кроме толстых столбов и единственной звезды под высокой аркой, светлой точки, которая дрожала и плясала в воздухе. Ветер пел странную песню, полную призрачных голосов и звяканья невидимых струн, и его кости сотряслись под эту проклятую музыку.