Врата Изгнанников

Черри Кэролайн Дженис

Ее глаза сверкнули, потом стали серьезными, она медленно встала на колени, обняла его за шею, и мир стал таким же легким и воздушным, как запах цветов.

— Сделаешь это завтра, — сказала она после долгого мгновения молчания, и начала медленно расстегивать пряжки его брони, как делала сотни раз с самыми разными целями.

Подменыш соскользнул со своего места и с грохотом упал туда, где лежали их плащи и одеяла. Моргейн не глядя протянула руку и положила драконий меч позади них, рукояткой к себе, и освободила волосы, сняв костяную заколку.

Он взял свой собственный меч и положил его с другой стороны.

Они никогда не забывали делать это. Слишком много засад была на их пути, чтобы они могли об этом забыть.

Рассвет. Все вокруг покрыто холодной росой, надо готовиться к отъезду. Но Вейни, не открывая глаз и завернувшись в одеяло, сидел опираясь спиной на колено Моргейн, которая тщательно и не спеша расчесывала его волосы, прежде чем завязать косу: высшее удовольствие, которое леди может сделать для своего воина. Он вдыхал в себя спокойствие и наслаждение.

В этот ранний час не происходило ничего плохого, в мире все было хорошо и правильно, и быстрые умелые касания пальчиков Моргейн почти усыпили его.

Он не открыл глаза и тогда, когда она подтолкнула голову немного вперед и начала плести косу, сидел со склоненной головой, пока она перевязывала ее, закалывала и вязала простой узел у основания шеи.

Наконец она закончила. Пришло время подумать о том, что предстоит сделать сегодня. Он опять положил голову ей на колени и вздохнул, когда почувствовал, как тонкие пальцы стали играть его волосами на висках. — Ты собираешься когда-нибудь завязать и их? Или пускай растут так, как им вздумается?

— Делай с ними, что хочешь. — Волос самой лио не касалась ни одна бритва, за исключением той, которую держал он сам, когда становился цирюльником. А эти волосы на висках уже резали и вырывали, но все равно они упрямо вырастали вновь и, откровенного говоря, часто лезли в глаза. — Отрежь их, — нервно сказал он. Его Каршская половина пришла в ужас. Но в клане Кайа меньше заботились о волосах, а именно Кайа вернули ему честь, и он уже давно доказал, что он — настоящий Кайа, хотя по крови только наполовину. Он повернулся к ней лицом и оперся на одну руку, а она достала клинок чести и обрезала один клок волос, потом еще и еще.

Он уже было открыл рот, чтобы запротестовать, но потом передумал, закрыл глаза, чтобы в них не лезли волосы и прикусил губу.

— Остался еще один.

— Да, — сказал он, решив не поддаваться суевериям. Он приготовился увидеть, как она отбрасывает волосы в сторону, и не собирался ни разыгрывать из себя дурака, ни заставить ее считать себя простаком.

Зато она откровенно играла с ним, как делала частенько, и, как делали в Карше, вложила все волосы в его руку.

Оставлять волосы на земле — плохое предзнаменование. У них не было огня, и Вейни бросил их в бегущую воду, чтобы никто не мог повредить его душе.

Потом он повернулся, встал на оба колена, как если бы хотел обратиться к госпоже с официальной просьбой.

— Лио…

— У меня есть имя.

Еще до него у нее был любовник. Он знал это, совершенно точно. Но не хотел даже спрашивать. Глупо смотреть назад, в высшей степени глупо, и против всех ее советов—

Как мало у них общего, того, что она могла разделить с ним. По меньшей мере из ее целей.

— Моргейн, — сказал он, нет прошептал. Ее имя. Плохое предзнаменование. Оно горит в легендах королей и волшебников, и с ним связано слишком много смертей. Моргейн

Энджурин это совсем другая женщина, не та, которую он любил. Женщина, которую он знал, вообще не имела имени. Но он попытался найти подходящее обращение, и взял обе ее руки в свои. Он стоял на коленях, а она сидела на камне, как какая-нибудь высокая королева на троне, под несколькими последними звездами. — Послушай, госпожа—

— Не стой на коленях, — резко сказала она и сжала руки, которые он по-прежнему держал. — Сколько раз я говорила тебе об этом?

— Да, но я так привык. — Он начал было вставать, но потом опять уселся и упрямо выпятил челюсть. — Я — илин.

— Ты давно свободный человек.

— Да, но разве я делаю то, что хочу? И поскольку ты мой лорд, миледи-госпожа, то я дай- юио, в лучшем случае, и я могу воззвать к своей госпоже стоя на коленях, если считаю, что это самое подходящее и благопристойное положение. И я прошу тебя—. — Она начала было что-то говорить, но он крепко сжал ее руки. — Когда я уйду, не волнуйся, не иди за мной и — ради любви Небес — верь в меня, сколько бы времени это не заняло. Если я повстречаю врагов, то буду ждать, пока они не уйдут. Если я не буду точно знать, что ты здесь, мне придется что-то изобретать. Так что жди здесь и наберись терпения. Никто из нас не должен тревожится, ты поняла меня?

— Да, — тихо сказала она. — Но внимательно гляди по сторонам. Следующий поиск — мой.

— Лио…

Но этот спор он уже проиграл. Он встал, отряхнул пыль с коленей и пошел седлать Эрхин.

За разбитым ими лагерем местность изменилась — меньше леса, больше полян и лугов. Он знал это заранее, потому что уже был здесь, когда выбирал место для лагеря.

Он ехал очень внимательно, стараясь найти места пониже, в которых можно укрыться, и ехал скорее на восток, чем на север. Главным образом он старался следовать вдоль ручья, который оставался самой большой надеждой и самым большим страхом: в подобной местности люди инстинктивно тянутся к воде, и враги тоже, и по этому ручью Гаулт мог так же легко найти их, как и они Дорогу.

Около одного из холмов он спешился, забрался на верхушку, лег на живот и со своей наблюдательной точки самым тщательным образом изучил всю травянистую местность внизу, вплоть до кроличьей норы и последнего птичьего гнезда, проверил полет всех птиц, прислушался — и слушал до тех пор, пока звуки местности не стали говорить с ним, пока не стал понимать гул насекомых и чириканье птиц в лесу и лугах.

Он был один. Вокруг не было никого: он был уверен в этом настолько, насколько можно быть уверенным в чем-то, имея дело с незнакомым врагом.

И тем не менее — он не нашел безопасного пути через равнину, во всяком случае днем: только ночью можно было рискнуть и поехать на восток вдоль ручья, хотя и тогда за ними останется след, по которому на следующий день любой ребенок сможет их найти.

И это совсем не хорошо. Если они так и поступят, то, делать нечего, опять придется ехать как можно быстрее, и чего они добились?

Чума побери ее нетерпение и ее спешку. Его подбородок лежал на руке, солнце нагревало спину через броню, а он снова и снова искал способ так рассказать ей о местности, чтобы она поняла, что нужно подождать еще по меньшей мере день и только потом идти, но не прямиком на север, куда она стремилась, а сначала на восток.