Врата Мертвого Дома
Шрифт:
Через ворота Круга прошло около трёх сотен узников. Фелисин посмотрела на шеренгу и впервые заметила, сколько их осталось. Кое-где кандалы были пусты, в других местах цепи продолжали держать только оторванные запястья. Меньше сотни узников ещё стояли на ногах. Многие корчились на мостовой, кричали от боли; остальные вовсе не шевелились.
Бодэн покосился на ближайшую группу солдат.
— Вовремя вы подоспели, жестянки.
Геборик тяжело сплюнул. Его лицо подёргивалось, когда он уставился на громилу.
— Ты вообразил, что откупишься, Бодэн? Дашь им то, что они хотят. Да только всё зря, да?
Бодэн медленно обернулся, его лицо покрывала кровавая корка.
— Ради чего, жрец?
— Так ты рассуждаешь? Мол, она бы всё равно умерла в трюме?
Бодэн оскалился и медленно проговорил:
— Просто ненавижу договариваться с ублюдками.
Фелисин посмотрела на три фута цепи между собой и Бодэном. Тысяча мыслей могла бы пробежать в голове, звено за звеном — чем она была, чем теперь стала; какую темницу нашла внутри и снаружи, сплела живой памятью, — но она подумала и сказала только:
— Больше ни с кем не договаривайся, Бодэн.
Он прищурился, глядя на неё. Эти слова и тон каким-то образом задели его.
Геборик выпрямился и смерил её взглядом. Фелисин отвернулась — отчасти из чувства противоречия, отчасти от стыда.
В следующий миг солдаты, которые уже убрали из цепей мертвецов, погнали живых узников вперёд, в ворота, на Восточную дорогу, ведущую к портовому городку под названием Неудачник. Там их ждали адъюнкт Тавор и корабли работорговцев из Арэна.
Крестьяне и фермеры столпились у дороги, но не выказывали и тени той ярости, которая кипела в сердцах горожан. В их лицах Фелисин увидела глухую скорбь, страсть, порождённую иными шрамами. Девушка не могла понять, откуда взялась эта скорбь, и знала, что в том-то и состоит различие между ними. И ещё — синяки, царапины, беспомощность и нагота говорили Фелисин, что это лишь первый из уроков, которые ей придётся выучить.
Книга первая
Рараку
У ног моих он плыл,
Могучими руками загребая
Песок текучий.
Спросил я: «По какому
Плывёшь ты морю?»
На это он ответил:
«Я видел ракушки, и панцири, и кости
В пустыне на песке,
Поэтому плыву по памяти земли,
Так чту её я прошлое».
«Далёко ль держишь путь?» — спросил я.
Ответил он: «Не знаю сам.
Ведь утону задолго до того,
Как доберусь до цели».
Глава первая
И все пришли, чтоб оставить
Свой след
На пути,
Вдохнуть сухие ветра,
Заявить права на
Восхождение.
1164-й год Сна Огни
Десятый год правления императрицы Ласиин
Шестой из Семи годов Дриджны, Апокалипсиса
Исполинский плюмаж из пыли пронёсся по долине и направился дальше в непроходимые пустоши Пан’потсун-одан. Хотя до этой воронки было не больше пары сотен шагов, казалось, она появилась из
Со своего места на вершине плоского холма Маппо Рант проводил её взглядом глаз цвета песка — глаз, глубоко сидевших на костистом бледном лице. Ладонью, что была покрыта с тыльной стороны щетиной, он сжимал кусочек кактуса-эмрага и не обращал ни малейшего внимания на впившиеся в кожу ядовитые шипы. Потёки сока окрасили его подбородок в голубой цвет. Маппо жевал медленно, задумчиво.
Рядом с ним Икарий швырнул камешек с края гряды. Тот прогрохотал вниз, до усыпанного валунами подножия. Под изорванным балахоном духовидца — когда-то оранжевым, а теперь выцветшим до цвета ржавчины под немеркнущим солнцем — серая кожа потемнела и стала оливковой, будто древняя кровь отца Икария откликнулась на зов этой пустыни. Пот стекал по длинным, заплетённым в косицы чёрным волосам и падал крупными каплями на белёсые камни.
Маппо вытащил застрявший между передними зубами шип.
— Краска у тебя потекла. — Он поглядел на кактус и откусил ещё кусок.
Икарий пожал плечами.
— Уже не важно. Здесь — не важно.
— Даже моя слепая бабушка не поверила бы в твой маскарад. На нас косо смотрели в Эрлитане. Я днём и ночью чувствовал спиной взгляды. Таннойцы всё-таки, по большей части, — низенькие и кривоногие. — Маппо оторвал взгляд от пыльного облака и оглядел друга. — В следующий раз попытайся выбрать племя, где все ростом в семь футов, — проворчал он.
Иссечённое морщинами лицо Икария на миг сложилось в улыбке, в намёке на улыбку, а затем снова приобрело обычное спокойное выражение.
— Те, кто может опознать нас в Семи Городах, уже опознали, а кто не может — пусть гадают, на большее они не способны. — Прищурившись против солнца, он кивнул в сторону песчаного вихря. — Что видишь, Маппо?
— Плоская голова, длинная шея, чёрный, весь порос шерстью. Кабы только это, был бы похож на одного из моих дядек.
— Но это не всё.
— Одна нога спереди, две — сзади.
Икарий задумчиво постучал пальцем по горбинке носа.
— Значит, не один из твоих дядек. Аптор?
Маппо медленно кивнул.
— До схождения всего несколько месяцев. Думаю, Престол Тени почуял что-то и выслал разведчиков.
— Но этот аптор?
Маппо ухмыльнулся так, что показались мощные клыки.
— Далековато забрался. Теперь служит Ша’ик.
Он доел кактус, вытер широченные ладони и поднялся. Потянулся, выгнул спину и поморщился. Прошлой ночью под его спальным мешком обнаружилось бессчётное множество скрытых в песке корней, и теперь мускулы по обе стороны хребта в точности повторяли узор этих костяных пальцев несуществующих деревьев. Маппо потёр глаза. Глянул на себя и обнаружил изорванную, покрытую коркой грязи одежду. Он вздохнул.
— Говорят, где-то здесь должен быть колодец…
— У которого разбила лагерь армия Ша’ик.
Маппо недовольно хмыкнул.
Икарий тоже выпрямился и в который раз отметил огромные размеры своего спутника — большого даже по меркам треллей — широкие, поросшие чёрным волосом плечи, мускулистые длинные руки. И тысячелетия, что проносились перед глазами Маппо с резвостью лани.
— Можешь его выследить?
— Если захочешь.
Икарий скривился.
— Как давно мы знакомы, друг мой?