Врата миров. Дилогия
Шрифт:
Когда я поцеловала Его в третий раз, благословляя на краткую жизнь, он уколол меня в губу острым бивнем.
Я встречала Его, упав ниц.
Его, Покровителя, с одним бивнем, одной рукой держащего петлю, другой — багор, третьей рукой благословляющего нас свастикой, четвертой рукой держащего флаг с изображением мыши.
— Мать моя женщина, это ж… слон!
— Не ори, дура!
— Дожили до белочки, выносите меня!
…Я встречала Его — Красного, толстобрюхого, с ушами, подобными опахалам, умащенного красной пастой, усыпанного красными цветами, сошедшего с розового лотоса…
Ганеша
Стало тихо, будто мы вознеслись на облако. Только ветер где-то далеко завывал, подметая крыши твердыни. Я остановила танец, но не могла замедлить сбитый ритм сердца.
— Домина, что нам делать? Он убьет тут всех или только охрану? — тихо спросил перевертыш.
— Женщина-гроза, со мной впервые такое… — поделилась Кеа, — я его вижу, но… не чую. Что это, призрак?
— Ты не чуешь Его, потому что, Он не желает этого. Не вздумайте смотреть Ему в глаза…
Какой совет я им еще могла дать? Разве я когда-нибудь до сего дня видела хотя бы пятки божества? Бабушка и внучка послушно склонились рядышком со мной. Их сердца тоже колотились, как у пойманных птиц.
Ганеша неторопливо повернулся и приблизился вплотную. Каждый его шаг вызывал трясение земли. Каждый след от его ноги оставлял вмятину, мгновенно зараставшую цветами. Если меня спросить сегодня, сколько локтей роста он набрал, я скажу — сто. Но, ответив так, я засмеюсь и поправлюсь, ибо разве есть кто-то, способный измерить величие Покровителя?
— Марта, мне страшно, он смотрит…
— Не бойся, держи меня за руку.
Ледяная ручка трепетала в моей руке, как лапка зайчонка. Но внезапно оказалось, что это вовсе не тонкая лапка девочки Юли. Ее бабка боялась, и те, что размазались по стенам, — тряслись, и Кеа истекала потом…
Но рыжая Юля не боялась. Она смотрела на Властелина со смешанным чувством восхищения и почтения, но никак не страха. Мало того — она в реальности видела его. Я хорошо представляла себе, что творилось в головах этих бедных невежественных женщин. Каждая из них готовилась встретить своего собственного бога, каждая представляла этого бога на свой лад, и чаще всего, вместо доброго, справедливого Покровителя, они представляли чудовище.
Так происходит всегда, на всех твердях.
— Домина, что нам делать?
— Склониться и возрадоваться. Он спрячет нас…
Следом за могущественным сыном Парвати мне удалось разглядеть храброго Киртимукха, львиноголового господина, и даже Вхайрава, опоясанного черепами и змеями, сотворенного Шивой для мести. Бушующая река текла и текла через мои руки, железная паутина опустошалась, гасли лампы и замирали машины, но спустя короткое время поток вновь выплескивался из берегов.
Жители четвертой тверди скопили столько волшебства, что могли бы жить как самое счастливое и вечно празднующее племя.
Вместо этого они мучились в тюрьмах…
— Дочка, выпусти кабель, у тебя ладони дымят! — Я не сразу поняла, что Маргарита Богушар обращается ко мне.
Мне хватило разума ее послушаться. Вовремя зашить брешь. Или помогла Кеа, постоянно щипавшая меня
— Он пришел, Тот, кто выше трех тел, душа которого вечно в блаженстве! Он пришел защитить меня. Своим бивнем он легко проломит стену тюрьмы, но напрасно искать его следов снаружи. Ибо у Владыки препятствий нет препятствий для исполнения задуманного.
— Женщина-гроза, что ты поешь?
— Он садится, смотрите… садится…
— Идите за мной. Держитесь за руки. Кой-Кой, забери нюхача.
Я сделала шаг. Это оказалось невероятно трудным, хотя только что я рвала воздух диким танцем Шивы. Нынче от меня потребовался всего один шаг. Владыка препятствий присел, позволяя забраться к нему на спину, в полупустой колчан. Откуда там взялся колчан? И могли ли мы вчетвером войти в него, даже не нагнувшись? Или… когда речь заходит о сыне самой Парвати, смешно рассуждать о том, что возможно, а что — только желаемо?
И вновь я закрываю глаза и не могу ответить — как мог Он присесть и сколько в нем было высоты и ширины?
И что заметили прочие — невежественные, темные, лишь чуть-чуть озаренные краем его благодати? Видели ли Ганешу оробевшие пленницы, или позже расскажут детям об ангеле на облаке, либо расскажут каждая о своем боге, в которого привыкла верить с детства?
Неважно.
Сын Парвати разогнулся, точно воспарил над всеми горными кряжами тверди. Палица в руке его качнулась, вызвав ураган. Мрак расступился, треснув по швам, точно гнилой саван. По бивню плавали голубые сполохи.
— Матушки-святы, девки, берегись!
— Третий пост, что там у вас с электричеством?
— Кто стрелял? Кто стреляет?
— Девчата, стену свалили!
Сын Парвати не рвал цепей, не крушил запоров, не разоружал воинов. Разве могут угрожать стены, запоры и враждебные воины тому, кто сам создает и разрушает порядок мироздания, кто рассыпает звезды и выпивает реки?
Присевшие за углом воины покатились в стороны, словно горошины. Они прикрывали головы от летящих осколков, они крутили головами и оружием, разыскивая противника. Я смотрела на них откуда-то сверху, я видела сложное переплетение лестниц, по которым спешили вниз и вверх смешные неловкие фигурки. Я видела, как пластами сходит со стен штукатурка, как обнажаются и рвутся балки…
Сын Парвати проломил стену, как ребенок, небрежно разрушивший песочную крепость. Внутренняя оболочка гебойды не походила на песок, она состояла из тяжелых бетонных блоков, каждый из которых не подняли бы и два десятка крепких носильщиков. Куски бетона повисли на железных прутьях, как на ребрах скелета. Оторвались и рухнули через два пролета лестницы, придавив солдат с собаками. Толстый офицер неловко упал и не успел подняться, его проткнуло прутьями перил, как куропатку на вертеле. Из разломившейся трубы хлынули нечистоты. Мы прорезали насквозь сразу три этажа. Ганеша слегка взмахнул палицей, и разом выпали двери из темниц, сразу на всех трех этажах. Солдаты прыгали вниз, сквозь пролеты, чтобы не угодить в лапы озверевшей толпы. Где-то снова непрерывно звонил колокол. Хриплый мужской голос призывал всех оцепить дыру.