Врата небес
Шрифт:
Нож прикрыл глаза, откидываясь назад и еще более скрываясь в живущей бликами тени, и негромко возразил:
— Понимаю, ваше высочество. Только понимаю. Но не принимаю их.
Принцесса чуть ерзнула, устраиваясь поудобнее, складывая руки на коленях, и с невинностью удивленного ребенка, образ которого так пленял любого из мужчин, воззрилась на своего Ножа. Лицо ее говорило: «Продолжай».
Убийца едва заметно вздохнул и ответил:
— Я не очень искушен в политике, выше высочество. Но вы знаете, как любит вас Империя, и как она готовилась к этому дню… — Катарина молчала,
Принцесса улыбнулась.
— Это ясно, — ответила она. Затем неожиданно мягко рассмеялась, рассматривая его. И добавила: — Ты сейчас выглядишь так глупо, Нож. Говоришь мягким тоном, до странного нерешительно, вся твоя дерзость исчезла. И мы оба знаем почему.
Нож молчал, не поднимая взгляда, потому что знал: Принцесса смотрит на него в упор.
— Все мужчины страдают от того, что я нахожусь рядом, — я имею в виду, страдают с функциональной точки зрения. Сами по себе они думают, что счастливы лицезреть меня, и что их бесполезное обожание само по себе лучшее, что есть в их жизни. Но я так не думаю. Свою шестерку я уже почти отучила от инстинктивного виляния хвостом. Но по воле случая или Судьбы ты приближен ко мне гораздо сильнее, это подразумевает Высший Контроль. А потому я хочу, чтобы ты прекратил давать волю слабостям. Раз и навсегда… Отвечай, о чем ты думаешь!
— Я люблю вас.
— Плохо! Мне не нужна твоя любовь. Она мешает тебе быть таким, каким я хочу! Повернись, посмотри в зеркало: кого ты там увидишь?! Старика, который говорит тихо и с придыханием?.. Ты человек, Нож, причем из лучших. Не твой сундук магических шмоток делает тебя таким, а ты сам. Мне нужен тот, кто держал у моей шеи клинок и был готов в любую минуту надавить на него и рвануть его! Повернись, подними голову, смотри мне в глаза!..
Убийца посмотрел. В зрачках его медленно разгорался странный, жестокий внутренний огонь, от которого на щеках принцессы выступал неудержимый румянец.
Их взгляды встретились и замерли, переплетенные, на миг… А затем ее высочество медленно, спокойно и властно улыбнулась.
— Лезвие, — довольно сказала она. — Мне нужно отточенное, гибкое лезвие, которое не знает преград. И ты им станешь. — Она медленно выпрямилась, встала — высокая, сверкающая россыпями бриллиантов и переливами атласа в окрашенной огнем темноте, с пылающими щеками, с глазами, наполненными силой и страстью, сама хрупкая и стройная, женственная и нежная, источающая слабый, кружащий голову аромат, и, прошелестев длинным платьем, подошла к сжавшемуся Ножу вплотную.
— Встань, — сказала она.
Он встал.
— Открой глаза и не падай в обморок.
Он вздохнул, усмирил трепещущие веки и застыл.
Катарина дель Грасси положила руки ему на плечи и поцеловала убийцу в губы, пристально следя за выражением его подвижных темных глаз.
Она почувствовала прошедший по немолодому телу трепет и ощутила желание,
И увидела, как медленно, постепенно, он борется с собой; как из-под прищуренных век разгорается и угасает огонь, сменяясь холодным сиянием двух далеких черных звезд, как жар выветривается, опадает, как напрягаются и расслабляются его мускулы, его тело и душа.
— Это лучше, — удовлетворенно кивнула она, грациозно разворачиваясь и снова садясь на свое место.
Убийца тоже сел, и на этот раз он был более спокоен.
— Ну, о чем ты думаешь теперь? — немного лениво спросила принцесса, возвращаясь к виду девушки, которой смертельно скучно.
— О том, что я хочу вас, ваше высочество, — послушно-спокойно ответил Нож.
— Ну надо же. Какая неожиданность. Все меня хотят. Не получишь, и не надейся. Может, поцелую еще раз, если все будет хорошо.
Убийца кивнул. Катарина, увидев это, легко и светло улыбнулась.
— Ладно, — сказала она, расправляя сложные складки своего великолепного платья. — Снова вернемся к нашей теме… Однако какой волнующий сегодня день!.. — Щеки ее по-прежнему алели, в глазах блестели искорки звездного серебра. — Ты проиллюстрировал мне Вельха, которого я и так знаю прекрасно. Но ничего не сказал мне о том, есть ли принципы у тебя самого. А это, между прочим, в данной ситуации гораздо интереснее.
— Принципы у меня есть, ваше высочество, — ответил Нож, почему-то улыбаясь, — только их совсем немного, и направлены они в основном на меня самого.
— Отлично. И каковы же они?
— Вы же знаете, ваше высочество, какие, вы же и так прекрасно знаете.
— Да, — кивнула она, отворачиваясь от него и с усталостью всматриваясь в подвижные языки огня, — твои принципы я теперь очень даже прекрасно знаю, — и замолчала, неподвижная, словно дитя светоносного ангела, раздумывая о чем-то своем.
Наступила тишина. Нож, слух которого, очень развитый, был еще более усилен многолетней привычкой практики внимания, отчетливо различал каждый из выкриков, которыми собравшаяся перед террасой огромная, многотысячная толпа подбадривала одного из четверых бойцов, привезенных с запада, востока, юга и севера специально к празднику. Бились, кажется, пернатый зверь Крилл откуда-то с островов Безымянного архипелага; воинственно и яростно скрипящий птенец Птицы Рок; Нага, в которой змеиного было, наверное, больше, чем человеческого, и обычный ледяной гигант, чья точная медленная поступь сотрясала арену, ради праздника возведенную в самом центре площади.
Народ уже веселился вовсю; это был один из нечастых в любом году случаев, когда столичные жители, от ремесленников до купцов, и приезжие всех рангов и мастей, гвардейцы, аристократы, политики, военные, почетные граждане, ученики и ученые, маги и жрецы — все сошлись в одно взволнованное живое море, которое веселилось и, радуясь празднику, ожидало его основной части.
Принцесса продолжала молчать, отрешенно разглядывая угасающий огонь и черно-алые россыпи тлеющих углей. Нож рассматривал свои пальцы.