Врата небесные. Архивы Логри. Том I
Шрифт:
– Bay, рада, что ты согласен. Жить надо настоящим.
Я хотел в очередной раз кивнуть, но вот в последней фразе мне послышалась некая странная двусмысленность. Какая-то неясная мысль шевельнулась на дальних горизонтах моего сознания. Шевельнулась – и затихла.
– Да, это так, – решился я продолжить эту тему, – вот только настоящее ли «настоящее»? Или лучше: сколько настоящего в «настоящем»?
– Играешь словами, да?
– Ну, мне-то больше нечем. В отличие от…
Тут я выразительно посмотрел на Элоиз. Она, впрочем, никак не прореагировала на мою конспирацию
– Может, в контексте последней цитаты из классика настоящее – это то, что важно здесь и сейчас, а? – с загадочной улыбкой предложила она.
– Слушай, а неплохо! Мне эта мысль нравится. Надо будет поразмышлять как-нибудь.
– Ага, поразмышляй. Ты же философ, Иго-о-ор?
Тут Элоиз наклонилась ко мне, сделала большие глаза и с заговорщицкой улыбкой спросила:
– Проводишь меня до университета?
Ее волосы коснулись моего лица. Я различил тонкий-тонкий запах: цитрусовая нотка, скошенная трава. И – томный, завлекающий, манящий запах лаванды. У чуть открывшегося декольте была видна узкая полоска бюстгальтера, тоже красного, но чуть светлее платья. И глаза. На фоне роскошных медно-рыжих волнистых волос. Огромные, зеленые, смеющиеся…
«А она может произвести впечатление», – подумал я и сказал:
– Конечно, провожу!
– Ну, тогда я на минутку.
Она медленно вышла из-за стола и прошла мимо меня, чуть касаясь своей рукой моего плеча. Я проводил ее взглядом и хмыкнул про себя – кажется, отвлечься все-таки удалось.
5
В университете мы расстались с Элоиз в холле, церемонно пожав друг другу руки. Еще в «Шоколаднице» мы договорились о продолжении знакомства.
Под такое дело я зарезервировал столик в «Чуме» – модном ресторане, стилизованном под хантыйский дом. Вечер там мне обойдется в треть зарплаты, не меньше. Но что делать? Шанс, однако…
Поднимаясь к ректору с тяжелым чувством, я вновь мысленно вернулся к Створкину Одного у него не отнимешь – его потрясающей харизмы. Бывает же так: несет человек разную чушь, а ведь веришь, если видишь, что живет он так, как говорит. Створкин был словно живой свидетель каких-то уж совсем, с колокольни современности, былинных времен, свидетель импозантный, стильный, настоящий.
Дверь ректорского кабинета внезапно открылась, и оттуда выскочил он сам, как обычно, крича и брызгая слюной в мобильный телефон. Увидев меня, он мигом убрал телефон в карман, даже не нажав на сброс, сладко улыбнулся, раскинул ко мне руки и патетически вскричал:
– Кормилец, отец родной, наука вас не забудет!
Не обращая, как обычно, внимания на меня и непонимающее выражение моего лица, он крепко хлопнул меня по плечам и радостно выдал:
– Сегодня пришли деньги от Створкина – молодец, так держать!
Убегая, он достал из кармана свой телефон и продолжил что-то кричать. Через секунду его голос доносился словно из другого мира.
«Ну что же, – подумал я, – хотя бы здесь одной проблемой меньше. Но… и одной гигантской проблемой больше. Ректор теперь меня ни за что
Майский вечер прекрасен в любом месте. Было тепло, но не жарко, периодически налетал легкий ветерок, словно зазывая на неспешную романтическую прогулку.
«Ну, посмотрим, как пойдет», – сказал я самому себе, ожидая Элоиз на тротуаре перед «Чумом». Пару минут спустя подкатил «мерседес» темно-зеленого цвета. Водитель – а это наверняка такси, хотя и без шашечек, решил я – открыл пассажирскую дверь, откуда и появилась… она. В шикарном темно-зеленом вечернем платье.
Богатое ожерелье из камней, похожих на изумруды, украшало глубокое декольте. Такие же камни составляли хитроумный узор длинных сережек, но еще более величественно – и странно – выглядела небольшая тиара на медно-рыжих волосах Элоиз. Ничего себе…
– Ты классно выглядишь, – искренне сказал я, усаживая Элоиз за столик.
– Спасибо, ты прямо настоящий рыцарь, – кокетливо ответила она.
Мне же эта фраза вновь напомнила Створкина – вот и она о том же. Двусмысленности, неясности, нюансы…
– Расскажи, как давно ты в России, – предложил я, – я ведь совсем ничего о тебе не знаю, а страшно интересно узнать. И почему именно Тюмень? После Парижа не скучно?
– Не-е-ет, не скучно, – забавно протянула она, – тут такие интересные персоны. Знаешь, сколько бы я ни путешествовала, я поняла для себя четко одну вещь: самое интересное в мире – это человек. И общение. Это нечто такое, чего ничто не заменит. Поэтому я, можно сказать, ловец. А точнее, хищник – или хищница. Интересные люди возбуждают мой интерес. О! Игра слов, как забавно. Ну и если я здесь, с тобой, то…
– То я, выходит, жертва, – перебил я ее, улыбаясь. – «С хищником будь осторожен, с хищницей будь осторожен вдвойне», так?
– Да, любопытная цитата, – посерьезнела она, – но… это же просто игра.
«Я вроде не страдаю паранойей, ну, или не страдал до недавнего времени, почему же я теперь слышу почти в каждой фразе намек или полутон?» – подумал я про себя, глядя в искрящиеся зеленые глаза Элоиз.
В последней фразе слышалось какое-то приглашение, словно бы намек на возможный сценарий отношений, а может быть, тонко завуалированная провокация на выявление ответной реакции – ну кто ж их поймет, женщин? Я-то давно уже смирился с мыслью, что мне это не по силам. Что, возможно, и было причиной моего неудачного брака. Мне всегда больше нравился блюз, чем джаз.
– Ну вот, – неожиданно для себя произнес я, – а говорила, жить нужно настоящим. А ведь игра – это всегда не взаправду, всегда понарошку, всегда вымысел и домысел, не так ли?
– Ах эти сентенции философов, – лукаво щурясь, ответила Элоиз, – а как же «человек есть человек играющий»? Ну не абсолютизируй уж ты так слова, ведь это просто слова, да?
«Что тут скажешь? – снова подумал я про себя. – Человек играющий… Если так, то играет он в слова. В основном. И Хейзинга, может, думал как-то иначе, а вот я – так».