Врата ночи
Шрифт:
— Скуратов?!
— У матери — сердце, инфаркт. А это не он с чердака сиганул... Он просто взял свой плащ, набил ветошью и выбросил в окно. И кричал при этом как резаный.
— Скуратов?
— Восемнадцатилетний избалованный щенок. Мать жива осталась, врачи откачали. Но свадьбу они с чином из Генштаба так и не сыграли.
Мещерский молчал.
— Это я к тому тебе поведал, что фортели выбрасывать Алехан Владимирович сам может других поучить. Так что ты не очень переживай насчет того случая. — Ворон вздохнул. — А в принципе, если всю эту лирику отбросить, люди они для нас с тобой выгодные. Ты клиентов получил
— А кто вообще подал эту идею — использовать экспедицию по следам казачьего похода для...
— Для? Для чего? — Очки Ворона сверкнули. — Сережа, цели могут быть у всех разные. Но в какой-то точке они пересекаются ко всеобщей выгоде.
— Да, конечно. Мне просто интересно, кто же вообще первый подал идею этого похода?
— Астраханов. Его прадед и дед Алагирова участвовали в том вояже. Есаул Астраханов вел сотню из Хамадана к берегам Тигра. И получил в 1916 году за этот поход золотое оружие, Георгиевский крест и какой-то почетный британский орден. Мне сам Астраханов об этом рассказывал. Одно время до похода есаул был адъютантом графа Лорис-Меликова, работал в аппарате наместника Кавказа, воевал на империалистической, потом на Гражданской. Ушел с Врангелем в Константинополь, затем вернулся с генералом Слащовым. И служил уже в Красной армии. Пятьдесят лет в строю, как говорится. Дневники, архив — это все Астраханова заслуга. Его и Алагирова. У того в роду этот поход тоже помнят. Дед переводчиком служил в ставке генерала Баратова и был послан участвовать в той экспедиции. В общем, военно-историческое общество, Сережа, — это во многом чисто семейные традиции. — Ворон вздохнул, словно его утомил этот экскурс в историю. — Сейчас вообще мода на традиции. И на духовное наследие. А модой грех не воспользоваться, правда? Умным-то людям?
Принесли кофе.
— С Кравченко Вадиком вы по-прежнему не разлей-вода? — спросил Ворон. — Помню вас на курсе. Всегда вместе.
Мещерский рассказал о Кравченко. Собственно, повторил то, что Вадька сам рассказывал о себе на том памятном вечере.
— Хорошая вещь мужская дружба, — вздохнул Ворон. — Мне вот так не повезло. Как-то всех я приятелей растерял. Все дела, работа и женитьба... В баню-то ездите?
— А как же! — Мещерский улыбнулся. — Присоединяйся.
— Серьезно? Только мигните, мы со всем удовольствием. Я раньше тоже любил. Меня тесть приучил. Тесть парился, как зверь, ну и меня все приобщал. А как развелся я с Наташкой своей... Тесть по мне скучает, иногда звонит. Мы с ним хорошо жили, дружно. Как с отцом.
Они еще посидели в полупустом баре. Выкурили по сигаретке. Мещерский был рад этой встрече. Начавшись немного настороженно, вприглядку, она переросла в хорошую дружескую беседу с однокашником, с которым было что вспомнить из прошлой жизни, именуемой юностью.
Мещерский еще подумал — этот бар «Москва— Петушки» надо запомнить. Тихое, несуетное место со сносной кухней и приемлемыми ценами. Можно будет хлопнуть тут с Вадькой по кружке пива. И как-нибудь пригласить Катю на вишневое мороженое.
— На выходные ничего не планируй. Дачу там, рыбалку, — предупредил его Ворон, когда, расплатившись каждый сам за себя, они вышли из бара. — У Скуратова встретимся. Не удивляйся так. Он сегодня
Глава 13
ВЕЧЕРНЕЕ ПЛАТЬЕ
Предложение было неожиданным. Но Катя уже начала привыкать: а что в нашей жизни не неожиданность? Однако на этот раз ее согласия спросили в последнюю очередь. Первое же, и самое веское, слово сказал Кравченко.
Мещерский заехал к ним домой вечером. Пока Катя собирала на кухне ужин, приятели о чем-то тихо беседовали.
— Катя, вот Скуратов пригласил меня — они отмечают годовщину образования общества в субботу, — сказал Мещерский. — Не в ресторане, нет, а у них в штаб-квартире.
— Слишком часто кто-то что-то у вас отмечает, — заметила Катя.
— Да, то есть нет... Они мои клиенты, я не могу отказаться. Скуратов сказал: они были бы рады, если бы я пришел. И если пожелаю, то не один, а с кем-то... ну, с женщиной. Девушкой... Своей...
Миляга Мещерский! Катя, хотя в последние дни она больше печалилась и тревожилась, наблюдая за Сережей, сейчас не могла удержаться от улыбки. Взглянула на Кравченко: как вам такое заявление? Он был как ленивый дракон: сидел в кресле, курил — дым колечками.
— А почему бы тебе не составить Сереже компанию? — спросил он загадочно.
— Мы вот с Вадей сейчас посоветовались, — Мещерский смотрел с надеждой. — Он тоже думает, неплoxo было бы, чтобы ты сама взглянула на моих клиентов.
Ага, и эти сговариваются у нее за спиной! Чудная перспектива плестись с Сережкой на вечер к совершенно незнакомым людям, каким-то его клиентам, якобы в качестве «его девушки», а на самом деле в роли соглядатая и конвоира, и только потому, что...
— Катька, да ты все равно в субботу ничем не занята, — хмыкнул Кравченко.
— Как это я ничем не занята? — разозлилась Катя. — Адом?
— А хозяйство? Куры, коровы, индюшата? — Кравченко всплеснул руками. Проблески чувства юмора, слабые квелые ростки...
Катя махнула рукой — а ну вас. Но, взглянув на Мещерского, а затем снова на Кравченко, поняла: ей придется согласиться проводить, а точнее, конвоировать Сережку не только в музей, а всюду, куда он только ни попросит.
Придет время, и в этой странной игре наступит очередь Кравченко. Но сейчас они — ее муж и его лучший друг — решили, что дело за ней. Решили сами, вдвоем, как всегда, не спросив ее. Она должна взглянуть на клиентов Мещерского. И что же?
— Хорошо. Мы пойдем с тобой в субботу, как скажешь, — кивнула Катя — не Мещерскому, Кравченко. — И как же одеваться на этот вечер в эту штаб-квартиру — скромно, парадно?
— Шикарно, — рявкнул Кравченко. — То синее вечернее платье подойдет.
Вечернее платье... Вещь, которую женщина покупает или получает в подарок с трепетом сердечным, носит один-два-три раза и вешает в шкаф. В минуты одиночества, смутной тоски достает, перебирает пальцами прохладный шелк, серебристое шитье, одевается, смотрит в зеркало. И снова убирает в шкаф вместе с мечтами, надеждами и одиночеством.