Врата Совершенного Знания
Шрифт:
— Какого черта все это значит?
— Бог его знает. — Австралиец посмотрел на часы. — Ты действительно собираешься ехать сегодня вечером, Мэт?
— Я сказал, что приеду, значит, так и будет. Может, тебе лучше поехать со мной?
— Мне?
— Ты же офицер охранки в «Дьюкэнон Юнг». А Ленни говорил так, словно с ним что-то стряслось… Какой-то взвинченный.
— Ладно… Слушай, мы можем поговорить об этом позже. А сейчас пора отправляться. Не хочу заставлять девушек ждать: сам знаешь этих актрис.
За столиком их было четверо: Род Хэйнс, австралиец,
Они ужинали «У Антуана», в шикарном французском ресторане «Лай-Лай-Шератон». Уж если молодые люди праздновали что-то (Мэт заработал две тысячи долларов: играя на понижении, продал акции сингапурских авиалиний), то делали это с размахом. Мэт и Мэйхуа выбрали фирменный десерт «Груши Антуана», потому что им нравилось смотреть, как официант льет горящий бренди на завитки фруктовой кожуры, а свет в это время медленно гаснет, и пианист играет нежную, томную мелодию. Затем разговор зашел о том, куда бы пойти еще, но Род вспомнил, что ему сначала нужно сделать пару неотложных звонков, и Мэйхуа потянула Мэта за рукав:
— Пошли, я хочу кое-что показать тебе.
Они попрощались, и Мэйхуа повезла Мэта по узкому переулку, уводившему от Сван-Чэн-роуд, в самое сердце тайбэйского увеселительного квартала, где они не без труда, но все-таки нашли нужный дом. Пройдя довольно грязный вестибюль, они вошли в лифт и поднялись на последний этаж.
Мэт не мог оторвать глаз от Мэйхуа. Она была в легком шифоновом платье, расшитом вручную голубыми и розовыми пионами и бабочками и с вырезом, открывавшим одно плечо. На тонких запястьях — браслеты; блестящие волосы, зачесанные набок, поддерживал черепаховый гребень; шею обвивала нитка речного жемчуга. Мэт знал, что Мэйхуа пришлось потрудиться, чтобы так здорово выглядеть. Эта девушка была самой красивой китаянкой, какую он когда-либо видел, и Мэт желал ее так сильно, как никогда и никого в своей жизни.
Она была среднего роста, с хорошо развитыми бедрами и грудью идеальной формы. Скулы — по восточным критериям — совершенны, но черты лица округлы, что придавало ей особое обаяние. Только форма глаз, в точности повторявшая изящный абрис губ, выдавала ее смешанное происхождение.
Мэйхуа покопалась в сумочке и выудила связку ключей.
— Вот, — сказала она, передавая их Мэту, — ты все умеешь…
Они стояли на лестничной площадке у запертой двери. Пока Мэт подбирал нужный ключ, Мэйхуа, прислонившись к косяку и скрестив руки на груди, наблюдала за ним из-под длинных загнутых ресниц. Она хочет, чтобы я дотронулся до нее, подумал Мэт. Ключ не попал в скважину, и девушка засмеялась.
— Ты должен хорошо видеть, — прошептала Мэйхуа. — У тебя такие большие глаза.
Мэт покраснел. Дверь открылась, и Мэйхуа уверенным жестом, как будто все здесь знала, протянула руку и включила свет. Мэт очутился на пороге огромной комнаты с грязными бетонными стенами и голым дощатым полом. Везде толстым слоем лежала пыль. Унылая и неуютная комната. Мэт с удивлением
— Ну как тебе? — поинтересовалась она.
— Для скотобойни сгодится…
— Хватит шутить! — Мэйхуа прыснула и игриво подтолкнула его вперед.
— Что это за квартира?
Вместо ответа Мэйхуа, держа сумочку за спиной и не глядя на Мэта, принялась кружить по комнате и мурлыкать какую-то мелодию. Мэт напряженно вслушивался в тайваньское наречие.
— Что ты поешь?
— «Весна в горах». Любовная песня. Это… э-э-э, извини, я очень плохо говорю по-английски.
— Ты говоришь замечательно, почти поешь.
— Правда?
— Ты так симпатично растягиваешь слова… Например… «нет». Ты говоришь «не-ет». Мне нравится, как ты это делаешь. «Я не-е хо-чу».
— В самом деле «не-е хо-чу»? — поддразнила его Мэйхуа. — Посмотрим. Но должна сказать тебе, что мой английский не лучше, чем у любого, кто снимается в азиатском кино. Мы все должны учиться, чтобы участвовать в экранизациях на английском.
Мэт смотрел, как она кружится по комнате: легкая ткань платья обвивала ее бедра и груди, ничего не обнажая, лишь намекая. Он попытался понять, почему Мэйхуа так возбуждена. В ресторане она выпила вина, а потом немного виски. Однако она определенно нервничала, словно тонкий шифон платья будоражил ее чувственность.
— Кто хозяин этой комнаты? — спросил Мэт.
Мэйхуа остановилась и, склонив голову, посмотрела на него с улыбкой. Мэт подумал, что она сейчас напоминает дочь, которая собирается похвастаться папочке тем, что сумела выйти в отличницы.
— С сегодняшнего дня… я. Если, конечно, банк даст мне ссуду.
— Ты?
— Угу.
Мэйхуа широко раскинула руки и сделала пируэт.
— Добро пожаловать, сэр, в ночной клуб «Вечерний аромат».
Она подлетела к Мэту и неожиданно положила руки ему на плечи. Глаза Мэйхуа сверкали, словно раскаленные угольки, на лбу выступили крохотные бисеринки пота. Он хотел взять ее за руки, но Мэйхуа резко отвернулась.
У него неистово билось сердце, в горле пересохло. Мэйхуа кокетливо улыбнулась, и Мэт почувствовал, что она уже не так взволнована и напряжена.
— Я думала, здесь мы сделаем барьер, чтобы чуть-чуть возвышался над танцплощадкой, а музыканты будут там. Как ты думаешь?
Прежде Мэт не замечал, чтобы Мэйхуа нуждалась в чужих советах.
— Не нравится? А я хочу, чтобы тебе понравилось, — сказала она, погладив его руку.
— Я польщен.
— Почему? — Мэйхуа, казалось, растерялась.
— Потому что раньше мое мнение не слишком тебя интересовало.
— О, Мэт, но мне вовсе не твое мнение нужно, — лукаво ответила неотразимая китаянка. — Я хочу услышать точку зрения мистера Юнга, сына самого богатого предпринимателя Юго-Восточной Азии, наследника империи «Дьюкэнон Юнг» — главного биржевого магната, который производит электронное оборудование и владеет десятком банков.
Мэт расхохотался:
— Ну это чересчур. И звучит так, будто ты хочешь услышать мнение моего отца, а не мое.