Врата судьбы
Шрифт:
– Не надо демонстрировать свою эрудицию, – сказал Томми. – Важно то, что все получают слабую дозу яда, все чувствуют себя плохо, но умирает только один человек. Разве не понятно, что если однажды все заболевают после обеда или ужина, то тут же выясняется причина и обнаруживается отравление – такие вещи случаются сплошь и рядом? Всем известны случаи отравления ядовитыми грибами, дети часто отравляются ядовитыми ягодами. Все понимают, что это обыкновенная ошибка, и человек совсем не обязательно умирает. А если умирает кто-то один из всей компании, то всегда можно сказать, что у этого человека аллергия
– Возможно, она, как и все другие, почувствовала себя неважно, а потом, позже, ей дали настоящую дозу, добавив яд в утренний чай или кофе, – предположила Таппенс.
– Я уверен, что у тебя на этот счет найдется масса разных предположений.
– Да, именно на этот счет, – согласилась Таппенс. – А как же все остальное? Кто, зачем и почему? Кто это «один из нас»? Говоря «один из нас», мы имеем в виду: у кого была возможность это сделать? Человек, который жил в доме, возможно, чей-нибудь друг? Кто-нибудь привез, например, письмо, скорее всего подложное, в котором говорилось: «Окажите любезность моей приятельнице миссис имярек такой-то, которая живет в ваших краях. Ей так хочется увидеть ваш прелестный садик» – или что-нибудь в таком же духе. Ничего не может быть проще.
– Согласен.
– В таком случае, – сказала Таппенс, – в доме, возможно, до сих пор хранится что-то, и этим объясняется то, что случилось со мной сегодня, да и вчера тоже.
– А что случилось вчера, Таппенс?
– Когда я катилась с холма на этой дурацкой тележке, у нее отвалилось колесо, и я полетела вверх тормашками прямо в колючий куст. Я чуть не… все действительно могло плохо кончиться. Этот глупый старик Айзек должен был как следует позаботиться о том, чтобы все было в порядке. Он заверил меня, что действительно осмотрел тележку и что она была в порядке.
– На деле оказалось не так.
– Конечно. Потом он говорил, что кто-то, наверное, трогал эту тележку и что-то сделал с колесами, потому они и соскочили.
– Таппенс, – сказал Томми, – ты понимаешь, что уже не первый раз с нами здесь что-то случается? Помнишь, как что-то свалилось мне на голову в библиотеке?
– Ты хочешь сказать, что от нас хотят избавиться? Но это означает…
– Это означает, – сказал Томми, – что что-то есть, причем это что-то находится здесь, в нашем доме.
Томми и Таппенс озадаченно посмотрели друг на друга. Тут было о чем подумать. Таппенс три раза порывалась заговорить, но каждый раз удерживалась, продолжая думать. Первым заговорил Томми:
– Как он реагировал на случившееся? Что сказал по поводу «Верной любви»? Я имею в виду Айзека.
– Он сказал, что этого следовало ожидать, что тележка старая, что там все сгнило и проржавело.
– Но ведь он также сказал, что, наверное, кто-то трогал эту тележку?
– Да, – подтвердила Таппенс. – Он совершенно определенно это утверждал. «Да, – говорил он, – эти ребятишки до нее добрались. Экие пострелята. Им нравилось
– Что же он на это ответил? – поинтересовался Томми.
– Он даже не знал, что сказать.
– Мне кажется, это вполне могла быть обыкновенная шалость, – сказал Томми. – Люди иногда склонны пошутить.
– Ты хочешь сказать, что кто-то предполагал, что я буду продолжать кататься, как дурочка, на этой тележке, а потом колесо соскочит и она разлетится? Но это же глупо, Томми.
– Звучит действительно глупо, – согласился Томми, – но глупости иногда оборачиваются серьезными делами. Все зависит от того, где и почему они случаются.
– Не могу себе представить это «почему».
– Можно попробовать догадаться – представить себе наиболее вероятное объяснение, – сказал Томми.
– И что ты считаешь наиболее вероятным?
– Можно предположить, что нас хотят отсюда выжить, хотят, чтобы мы уехали из этого дома.
– Но почему же? Ведь если кому-то хочется заполучить этот дом, можно было бы просто предложить нам продать его.
– Да, конечно, это вполне можно было сделать.
– Вот я и не понимаю… Ведь, насколько мне известно, никто не собирался покупать этот дом. Считалось, что он продается достаточно дешево, но только потому, что он такой старомодный, и еще потому, что в него необходимо было вложить достаточно много денег.
– Не могу поверить, что кому-то понадобилось от нас избавиться. Разве что им не понравилось, что ты задаешь слишком много вопросов, что-то разнюхиваешь, что-то выписываешь из книг.
– Ты хочешь сказать, что я расшевелила нечто, что, по мнению некоторых людей, шевелить отнюдь не следует?
– Что-то в этом духе, – подтвердил Томми. – Я хочу сказать, если бы нам вдруг разонравилось жить здесь и мы съехали бы отсюда, выставив дом на продажу, это их вполне устроило бы. Я не думаю, что они…
– Кого ты имеешь в виду, говоря «они»?
– Понятия не имею, – признался Томми. – Кто такие «они», попытаемся выяснить позже. А пока это просто они, и только. Есть мы, и есть они. Мы должны разделять эти два понятия.
– А Айзек?
– Не понимаю, что ты хочешь сказать.
– Сама не знаю. Просто подумала, не замешан ли он в этих делах.
– Он очень старый человек, давно здесь живет и многое знает. Как ты думаешь, если бы ему сунули пятерку, согласился бы он сделать с тележкой то, что было сделано?
– Вряд ли, – возразила Таппенс. – У него не хватило бы мозгов.
– Мозги для этого не требуются, – продолжал Томми. – Много ли нужно мозгов для того, чтобы взять пятифунтовую бумажку и отвинтить пару винтиков или сломать какую-нибудь деревяшку, так чтобы в следующий раз, когда тебе вздумается поиграть с тележкой, ты полетела бы с горы вверх тормашками?
– Мне кажется, ты выдумываешь, все это глупости, – сказала Таппенс.
– Ну что же, ты тоже кое-что выдумала, не умнее, чем это.