Врата тьмы
Шрифт:
Потом Брукс включил двигатель, и они поехали патрулировать дальше.
С крыла машины сорвался одинокий белый волосок и растаял в ночи.
Роланд всегда спал чутко, и от первого стука проснулся полностью. Он тряхнул головой, чтобы прогнать остатки кошмара, — последней его сценой была танцующая в лунном свете голая миссис Рут, — и попытался спустить ноги с дивана.
Пушистая и теплая тяжесть удерживала их на месте.
В полумраке — в городской квартире никогда не бывает полностью темно — Роланд
— Ай! Черт тебя побери, котяра!
Второй стук был заглушён короткой схваткой.
— Что случилось, Роланд?
Он зажмурился от неожиданно яркого света. У выключателя стояла Ребекка в пушистом халате и с волосами, спутанными больше обычного. Роланд показал на Тома, который с выражением сосредоточенного спокойствия вылизывал себе плечо.
— Этот кот меня укусил!
— За что?
— Ну… — Он обрадовался, что спросонья в состоянии еще и говорить. — Я его пнул ногой.
— За что?
— Он у меня на ноге спал.
Внимание Ребекки отвлек третий стук.
— Кто-то стучится в дверь, — заявила она со счастливой улыбкой. — Это, наверное, Свет.
— Ага, может быть. — Роланд, бесшумно переступая босыми ногами, обошел диван. — Но не меньше шансов, что это Тьма.
Ребекка задумалась.
— Я думаю, что Тьма не стала бы стучать.
Четвертый стук прозвучал слегка нетерпеливо.
— Иду, иду. — Цепочка звякнула о стенку. — Детка, стой у меня за спиной.
— Для чего?
— Для защиты.
— От Света?
Роланд вздохнул, возясь с засовом.
— Мы не знаем точно, кто это…
В раме открытой двери стоял юноша лет двадцати. В его глазах смешались, как в шторме, серый и синий цвета, и Роланд опустил перед ними взгляд, вперившись в спасительную стабильность узора половика.
Когда мир перестал вращаться и пульс слегка успокоился, он глубоко вздохнул и стал поднимать глаза опять, фиксируя замеченное по дороге: черные ботинки, обтягивающие джинсы, красный платок, завязанный над коленом, три ремня с заклепками вокруг бедер и узкой талии, изогнутая полукругом рука с серебряными браслетами от кисти до локтя, ослепительно белая футболка с рваными рукавами и значок с веселой мордой — белое на черном.
Взгляд Роланда застыл на длинной золотой линии шеи, он с усилием, пока еще мог, отвел глаза. Острие подбородка у юноши было тяжеловатым, и лицу чуть-чуть не хватало гладкости, чтобы быть смазливым. В ухе у него висело большое серебряное кольцо, а цвет волос переливался от белого у концов до золотистого у корней. Но крашеными они не выглядели.
Юноша улыбнулся, и Роланд забыл обо всем перед сладкой чувственностью этой улыбки.
— Господи Иисусе!
— Не совсем. — В голосе звучали бархатные нотки. — Можно войти?
— Ах да. Конечно.
Заставив себя отвести глаза, Роланд шагнул в сторону. Он чувствовал головокружение и много чего еще, в чем не в силах был себе признаться и отталкивал от себя
«И не думай. Ты уже слишком стар для таких серьезных перемен. Плевать, что он такой красавчик».
Когда он обернулся, юноша склонился над рукой Ребекки.
Это должно было выглядеть нелепо — воплощенная мечта хэви метал, коленопреклоненная перед молодой растрепанной женщиной в пушистом халате и с глазами ребенка, — но не выглядело. Все казалось правильным. Правильнее всего того, что случалось с Роландом с тех пор, как четыре года назад умерла его мать. Он видел в этом песню, слышал музыку, ощущал силу.
— Ты звала, и Свет пришел. Леди, меня зовут Эвантарин.
Он поднес ее руку к губам, и серебряные браслеты зазвенели.
Ребекка секунду казалась озадаченной, потом поняла, что он делает, и усмехнулась.
— Здравствуй, Эвантарин. Меня зовут Ребекка.
— Может быть, — ответил юноша, и Роланд добавил к слышимой музыке мигнувшие в штормовых глазах искры, — но я буду называть тебя Леди, а ты меня — Эван. Эвантарин — это для тех, кто мало меня знает.
— Хорошо. — Она кивнула, удовлетворившись его объяснением, хотя для Роланда оно было лишено смысла. Пытаясь его понять, он потерял нить песни.
— О нет! — Он почти простонал. Это была бы самая лучшая его песня.
— Не беспокойся. — Эван протянул руку и тронул Роланда за плечо. — Все кончится еще не скоро, и песен будет много. А эту ты снова найдешь — обещаю.
Роланд вытаращил глаза.
— А что еще могло вызвать такую боль? — ответил Эван на незаданный вопрос. — Ты ведь Бард или будешь им.
Он развел руки в красноречивом жесте понимания.
— Такая боль бывает лишь от утраченной песни.
Тут Эван перевел глаза вниз.
— А ты меня удивил, пушистый малыш.
Том обнюхал протянутые пальцы, потерся головой о руку Эвана и замурлыкал из самой глубины горла.
— Я чай сделаю, — заявила Ребекка, включив в заявление и Тома. — Садитесь все.
«Я в это не верю, — подумал чуть погодя Роланд. — Сейчас десять минут четвертого утра, и я сижу и пью травяной чай с Адептом Света». На другом конце дивана Адепт вскрикнул, когда Том вцепился когтями ему в джинсы. «Я даже не люблю травяной чай».
При каждом взгляде на Эвана он слышал обрывки разбитой музыки, но они уходили и приходили, как им самим хотелось — удержать их было невозможно.
Роланд прокашлялся. Ребекка посмотрела на него вопросительно. Она сидела на полу, скрестив ноги.
— Первое, что мы должны определить… — «О Господи, я говорю, как дядя Тони в приступе важности», — это кто вы такой на самом деле.
Глядя на лицо Ребекки, он слегка запнулся, но набрал побольше воздуха и пошел дальше. То, что должно быть сказано, придется сказать, пусть даже Ребекка решит, что он сошел с ума.
— Я имею в виду, что мы принимаем вас за посланца Света, но с тем же успехом это может быть какой-нибудь фокус Тьмы.