Врата в преисподнюю
Шрифт:
Окровавленный клинок жреца уже вонзался в мое тело…
Тогда мученическую смерть согревала надежда на возвращение домой. Теперь рассчитывать было не на что.
Впереди меня ожидала лишь Вечная Тьма…
Откуда же такое безразличие к собственной участи?
Почему я не сопротивляюсь?
С долины нас не было видно, как и мы никого не видели внизу. Мы находились на плоской вершине, отрезанные от всего живого. Вдали медленно протекала река, вокруг нее холмилась успевшая пожелтеть степь.
Все это уже казалось
— Что же вы застыли, молодые люди? Не пора ли агнцу принять уготованную ему участь? — измывался Андрей Павлович.
Глаза капитана Ященко излучали кровожадный блеск и не обещали ничего хорошего.
Татьяна стояла у жертвенного камня и растерянно озиралась вокруг.
Она еще могла убежать, но, по-моему, даже не мыслила об этом.
Андрей Павлович приблизился ко мне, нагнулся и подхватил лежавшего у моих ног связанного барашка. Легко поднял его и небрежно бросил на влажный от крови камень.
Милиционер стоял рядом с девушкой.
— Держи! — приказал председатель, и я покорно ухватился за голову несчастного животного.
В тот же миг над ним взблеснул остро заточенный клинок. Барашек содрогнулся в моих руках, издал робкий блеющий звук, который тотчас сменился предсмертным хрипом.
Теплая липкая жидкость потекла по моим рукам, после чего кровь из горла животного брызнула фонтаном и заслепила глаза.
Мир вокруг превратился в алое зарево.
На какое-то мгновение я полностью ослеп.
Сильные руки схватили меня за плечи, повалили на спину и я ощутил под собой мокрую шероховатую поверхность жертвенного камня.
И, опять-таки, я даже не пытался сопротивляться.
Все происходило, вроде бы, не со мной. А если даже и со мной, то в каком-то нелепом кошмарном сне, который кажется страшным, лишь пока спишь. И я спал, во всяком случае, внушал себе, что сплю, с непонятным садистским наслаждением ожидая той страшной боли, которая меня разбудит, перечеркнет несуразность происходящего и возвратит все на круги своя…
— Не надо! Не трогайте его! — услышал голос Татьяны и резко мотнул головой, чтобы согнать с глаз красную пелену.
Что-то больно оцарапало шею, и рядом со мной раздался стук железа о камень. Наверное, нож не выдержал удара и сломался, потому что Ященко громко выматерился.
В моих глазах уже немного прояснилось.
Я снова увидел над собой небо. Только оно больше не было голубым и бездонным.
Тяжелая серая туча заслонила солнце. С каждым мгновением она опускалась ниже, окутывая все вокруг белесой мглой. Мне показалось, что в надвигающемся тумане я распознал смутный силуэт таинственного Стража Монастырища. Он был все в том же бесформенном балахоне и подавал какие-то знаки моим мучителям.
— Так ты, значит, вырываться… — хрипел надо мной Ященко, и его тяжелое колено надавило мне на грудь.
Стало тяжело дышать. Из груди
— Держи девчонку! — внезапно истерически завизжал Андрей Павлович.
Но милиционер был слишком занят. В его занесенной руке снова блестел нож.
Опуститься он так и не успел.
Я ощутил толчок, и тело капитана слетело с меня. Затем еще один толчок и уже я покатился куда-то вниз, больно соприкасаясь с каменными выступами и острыми ветками кустарников.
Потом я услышал громкий крик Татьяны. Так мог кричать только умирающий человек…
В густом тумане уже почти ничего нельзя было разглядеть.
Почти на ощупь я добрался до жертвенника. Увидел неясную склоненную фигуру и опустил ей на голову загодя припасенный булыжник. Тяжело охнув, капитан Ященко медленно опустился на землю.
Теперь очередь Андрея Павловича.
Где же он?
Я беспомощно озирался вокруг, однако, со всех сторон меня обступала матовая, совершенно непрозрачная, стена.
Затем я споткнулся обо что-то мягкое. Наклонился, провел рукой. По длинным волосам узнал Татьяну.
Девушка еще дышала. Из ее груди торчала костяная рукоятка ножа…
— Танечка, дорогая… — слезы душили меня, я не мог ни плакать, ни говорить.
Ее глаза были открыты, и в них отражалась Вселенная.
Я видел мириады маленьких точек-звездочек и громадную пустоту между ними. Звездочки становились все больше и ближе, а пустота затягивала, словно магнит. Снова, как когда-то уже было, я почувствовал, что тело мое начинает рассыпаться на атомы, дабы безвозвратно раствориться в бездонной пропасти. Глубокий зев развернутой спирали уже готов был поглотить меня.
Окончательно и бесповоротно…
— Андрюшенька, миленький…
Голос девушки вынудил меня встрепенуться. Я снова почувствовал себя единым целым, снова смог осознать реальность и увидеть себя стоящим на вершине пирамиды у охладевающего тела любимой девушки.
— Андрюшенька, я люблю тебя…
Из последних сил Татьяна приподнялась на локтях, и наши губы сомкнулись в прощальном поцелуе.
— Мы еще встретимся…
Это были последние слова Татьяны.
Она решительно оттолкнула меня от себя, и я послушно отступил назад.
Над скалой прогрохотал гром, зигзагообразная молния распеленала молочную бледность тумана.
Я увидел, как громадный смерч неистово закружил вокруг жертвенного камня, затягивая в себя Татьяну, капитана Ященко и, невесть откуда взявшегося, Андрея Павловича…
Когда я снова открыл глаза, никакого тумана уже было.
В бездонном небе ярко сияло сентябрьское солнце. На окровавленном жертвенном камне валялась жалкая тушка растерзанного барашка. Рядом с ней, обнявшись, сидели Ященко и Андрей Павлович. Вид у них был, какой-то, пришибленный. Они недоуменно озирались по сторонам, словно не соображали, где находятся…