Врата. За синим горизонтом событий
Шрифт:
Никто так и не смог установить, что приводит в движение корабли хичи и что их направляет. Это одно из тех неприятных обстоятельств, которые заставляют нас нервничать: именно нам и предстояло испытать то, чего никто не понимает.
Вылетев на корабле хичи, вы буквально ничего не можете контролировать. Курс заложен в систему управления, и никто не знает, как это сделано. Можно выбрать маршрут, но, выбрав, изменить уже нельзя, и вы не ведаете, куда он вас приведет, как не знаете, что в вашем ящике с хлопушками, пока не откроете его.
Но корабли хичи действовали. Все еще действовали, пролежав, может быть, полмиллиона лет.
Первый парень, который решился испытать такой корабль, преуспел. Корабль послушно поднялся из своего
Окрыленные удачей, земляне взяли другой корабль, большой, в форме сморчка. На нем полетел экипаж из четырех человек, который снабдили большим количеством продовольствия и инструментами. Корабль отсутствовал около пятидесяти дней. На этот раз астронавты не только достигли другой солнечной системы, но и использовали шлюпку, чтобы спуститься на поверхность планеты. Жизни там не оказалось… но когда-то она была. Они нашли свидетельства существования здесь цивилизации. Немного. Несколько искореженных кусков металла на горе, избежавшей всеобщего разрушения, которое постигло планету. В радиоактивной пыли обнаружили кирпич, керамический болт, оплавленную штуковину, похожую на хромовую флейту. И после этого началась настоящая погоня за звездами… А мы оказались участниками этой погони.
5
Зигфрид фон Психоаналитик – чрезвычайно умная компьютерная программа, но временами мне кажется, что в нем все-таки что-то не так. Он каждый раз просит меня пересказывать ему свои сны. Но иногда, когда я начинаю красочно описывать Зигфриду очередной сон, который должен ему понравиться, сновидение типа «большое красное яблоко для учителя», полный фаллических символов, фетишизма, комплексов вины, Зигфрид меня разочаровывает. Он ухватывается за деталь, которая не имеет к этому никакого отношения. Я рассказываю ему сон, а он сидит, щелкает, жужжит, трещит и делает вид, будто я несу ахинею. На самом деле, конечно, Зигфрид ничего подобного не делает, просто я это так себе представляю. А после того как я заканчиваю, он заявляет:
В.: Как выглядели хичи?
Профессор Хеграмет: Никто этого не знает. Астронавты не нашли ничего похожего на фотографию, рисунок или хотя бы книгу. Обнаружили лишь две-три звездные карты.
В.: А не было ли у них какой-нибудь системы накопления знаний, наподобие письменности?
Профессор Хеграмет: Конечно, система сохранения знаний должна была у них быть. Но я не знаю, какова она, хотя у меня есть догадка… Ну, это всего лишь моя личная версия.
В.: Какова же она?
Профессор Хеграмет: Подумайте о наших собственных способах сохранения информации и о том, как они были бы восприняты в дотехнологические времена. Если бы мы дали, допустим, Евклиду книгу, он догадался бы, что это такое, хотя не сумел бы прочитать ее. Но представьте, что было бы, если бы ему вручили магнитофонную ленту? Евклиду и в голову не пришло бы, что он держит в руках какую-то запись. У меня есть подозрение, нет, убеждение, что у нас уже имеются «книги» хичи, только мы не способны их узнать. Это может быть что угодно: брусок металла хичи. Q-спираль на кораблях, назначение которой
В.: В действиях этих загадочных хичи есть что-то такое, чего я не понимаю. Например, почему они оставили туннели Венеры и прочие места своего пребывания? Куда отправились?
Профессор Хеграмет: Юная леди, меня тоже это выводит из себя.
– Давайте поговорим о другом, Боб. Меня интересует то, что вы сказали об этой женщине, Джель-Кларе Мойнлин.
– Зигфрид, ты снова охотишься за химерами, – возмущаюсь я.
– Я так не думаю, Боб.
– Но мой сон! Разве ты не видишь, как он нагружен символами? Что ты можешь сказать о материнской фигуре в нем?
– Позвольте мне выполнять мою работу, Боб.
– А у меня есть выбор? – угрюмо спрашиваю я.
– У вас всегда есть выбор, Боб, но я хотел бы напомнить ваши же слова, произнесенные совсем недавно. – Он замолкает, и я слышу свой собственный голос, записанный где-то на его лентах. Я говорю: «Зигфрид, там столько боли, вины и отчаяния, что я просто не могу с этим справиться».
Он ждет, чтобы я как-нибудь отреагировал на это, и немного погодя я отвечаю:
– Отличная запись, но я предпочел бы побеседовать о комплексе матери в моих снах.
– Мне кажется более продуктивным исследование другого момента, Боб. Возможно, они связаны.
– Правда? – Теоретически я готов обсудить эту эфемерную связь самым отвлеченным и философским образом, но Зигфрид быстро возвращает меня на землю:
– Ваш последний разговор с Кларой, Боб. Пожалуйста, скажите, что вы чувствуете при воспоминании о нем?
– Я уже излагал тебе все, что чувствую. – Мне это совсем не нравится и кажется пустой тратой времени. Я хочу, чтобы он понял мое отношение к вопросу по несколько раздраженному тону голоса и напряжению удерживающих ремней. – Это даже хуже, чем с матерью, Зигфрид.
– Я знаю, что вы хотели бы поговорить о матери, Боб, но, пожалуйста, сейчас не надо. Лучше расскажите мне о Кларе. Что вы испытываете в данный момент?
Я стараюсь честно понять, чего он хочет. Уж это-то я могу себе позволить. В конце концов я вовсе не обязан говорить ему все. Зато могу сказать то, что считаю нужным.
– Почти ничего, – наконец заявляю я.
Немного погодя, будто собравшись с мыслями, он почти с горечью спрашивает:
– И это все? Не очень много.
– Да, уж сколько есть, – охотно соглашаюсь я и медленно скольжу по поверхности своей памяти. Я прекрасно помню, что чувствовал тогда, но очень осторожно роюсь в воспоминаниях, чтобы посмотреть, где гнездятся эти фантомы, которые не дают мне спокойно жить. Я снова опускаюсь в голубой туман. Будто впервые вижу тусклую звезду-призрак. Говорю с Кларой по радио, а Дэйн что-то торопливо шепчет мне на ухо… Затем, как шкатулку, я захлопываю свою память.
– Больно, Зигфрид, – небрежно говорю я, в который раз пытаясь обмануть его равнодушным тоном. Я часто прибегаю к этой уловке, но давно убедился, что с ним это не срабатывает. Зигфрид замеряет интенсивность звука, слушает даже дыхание и измеряет паузы. Нет, он определенно неглупая программа, хотя мне от этого не легче.
6
Пять дюжих сержантов, по одному с каждого крейсера, тщательно обыскали нас, проверили удостоверения и передали мужеподобной чиновнице Корпорации «Врата». Шери смущенно захихикала, когда обыскивавший ее русский коснулся чувствительного места, и шепотом спросила меня: