Врата
Шрифт:
Потом толчок и падение, ощущения плавания. Двигатели включились, и мы были в полете.
Глава 13
Доброе утро, Боб, — говорит Зигфрид, и я останавливаюсь на пороге кабинета, внезапно подсознательно обеспокоенный.
— В чем дело?
— Ни в чем, Боб. Входите.
— Ты тут все изменил, — обвиняюще говорю я.
— Верно, Робби. Вам нравится, как теперь выглядит кабинет?
Я изучаю его. Толстый мат с пола исчез. Абстрактные картины исчезли со стен. Их место заняли серии голографических космических сцен,
— Ты тут все перевернул, — говорю я. — Зачем? Голос его звучит так, будто он благосклонно улыбается, хотя выражение лица манекена не изменяется. «Я решил, что вам понравится перемена, Роб».
Я делаю несколько шагов в глубину комнаты и снова останавливаюсь. «Ты убрал мат!»
— Он больше не нужен, Боб. Видите, новая кушетка? Весьма традиционная, не правда ли?
— Гм.
Он начинает улещать. «Почему бы вам не лечь на нее? Попробуйте, как она вам».
— Гм. — Но я осторожно вытягиваюсь на ней. Чувствую я себя необычно, и мне это не нравится, может, потому, что эта комната для меня представляет нечто очень серьезное, и изменения в ней заставляют меня нервничать. — На матраце были ремни, — жалуюсь я.
— У кушетки они тоже есть, Боб. Можете достать их с боков. Потрогайте... вот так. Разве это не лучше?
— Нет.
— Я думаю, — негромко говорит он, — вы должны позволить мне решать, нужны ли какие-нибудь изменения в терапевтических методах, Роб.
Я сажусь. «Кстати, Зигфрид! Прими наконец решение в твоем проклятом мозгу, как ты меня будешь звать. Меня зовут не Роб, не Робби, не Боб. Я Робинетт».
— Я это знаю, Робби...
— Ты опять!
Пауза, затем вкрадчиво: «Мне кажется, вы должны дать мне возможность выбирать, как обращаться к вам, Робби».
— Гм. — У меня бесконечное количество подобных бессодержательных псевдослов. В сущности я предпочел бы провести весь сеанс, не говоря больше ничего. Я хочу, чтобы говорил Зигфрид. Хочу, чтобы он объяснил, почему в разное время называет меня разными именами. Хочу знать, что он находит значительным в моих словах. Хочу знать, что он на самом деле обо мне думает... если гремящее сборище металлических и пластиковых деталей может думать.
Конечно, я знаю, а Зигфрид не знает, что моя добрая подруга С.Я, пообещала помочь мне сыграть с ним шутку. Я с нетерпением ожидаю ее.
— Хотите что-нибудь сказать мне, Роб?
— Нет.
Он ждет. Я чувствую себя враждебным и необщительным. Вероятно, отчасти потому, что с нетерпением жду, когда можно будет сыграть эту маленькую шутку с Зигфридом, но еще и потому, что он все тут сменил. Так поступали со мной, когда в Вайоминге у меня произошел тот психотический случай. Иногда я приходил на сеанс и видел голограмму своей матери. Боже правый, очень похоже, но не пахнет ею, не чувствуется она: в сущности ее вообще нельзя потрогать, это только свет. А иногда я оказывался в темноте, и что-то теплое прижималось ко мне и обнимало. Мне это не нравилось. Я, конечно, спятил, но не настолько.
| ОТЧЕТ
|
| Корабль 1-8. Рейс 013В6. Экипаж Ф.Ито.
|
| Время до цели 41 сутки 2 часа. Цель не
| определена. Показания приборов повреждены.
|
| На ленте корабельного журнала запись: "На
| поверхности планеты тяготение как будто превышает
| 2,5 g, но я собираюсь произвести высадку. Ни
| визуальные наблюдения, ни радар не проникают под
| облака из пыли и пара. Выглядит не очень хорошо,
| но это мой одиннадцатый вылет. Устанавливаю
| приборы на автоматический возврат через десять
| дней. Если к этому времени я со шлюпкой не
| вернусь, капсула, вероятно, отправится одна. Хотел
| бы я знать, что означают эти пятна и вспышки на
| солнце".
|
| Пилота не было на борту вернувшегося корабля.
| Ни артефактов, ни образцов. Посадочного аппарата
| также нет. Корабль поврежден.
Зигфрид ждет, но я знаю, что он не будет ждать вечно. Скоро начнет задавать вопросы, вероятно, о моих снах.
— Видели что-нибудь во сне после нашего последнего сеанса, Боб?
Я зеваю. Мне скучно. «Не думаю. Ничего важного, я уверен».
— Я хотел бы послушать. Даже обрывки.
— Ты паразит, Зигфрид, знаешь?
— Мне жаль, что вы считаете меня паразитом, Роб.
— Ну... мне кажется, я даже обрывков не смогу вспомнить.
— Попытайтесь, пожалуйста.
— Черт возьми! Ну. — Я устраиваюсь удобнее на кушетке. Все, что я могу вспомнить, абсолютно тривиально и, я уверен, не имеет отношения к чему-либо травматическому или важному. Но если я скажу ему это, он рассердится. Поэтому я послушно отвечаю:
— Я был в вагоне поезда. Много вагонов сцеплены вместе, и можно переходить из одного в другой. В них полно знакомых. Женщина, такого материнского вида, она много кашляла, и другая женщина, которая... ну, выглядела странно. Вначале я подумал, что это мужчина. На ней был какой-то комбинезон, так что трудно было сказать, мужчина это или женщина, и у нее были мужские очень густые брови. Но я был уверен, что это женщина.
— Вы говорили с какой-нибудь из этих женщин, Боб?
— Пожалуйста, не прерывай, Зигфрид, я из-за тебя теряю нить мысли.