Вражий питомец
Шрифт:
— Едешь со мною, Рокгильда? — спросил он таким голосом, на который зарумянившаяся Рокгильда ничего не могла отвечать, кроме:
— Еду, Владимир.
VII
Затуманилась даль, закрутились от севера тучи, повисли над Днепром грозою; взвился вихрь, метет, срывает тесовые кровли с горниц, повалуш и теремов, бьет молонья, палит Киев, а дождя ни капли.
— Недобро
Возмутилась душа у Ярополка. Гонит он от себя наложниц и псов, боится поверья: «враг в них живет». Призывает Блотада, слуг хоромных, велит читать мольбу и сам читает. Бледен, дрожит, такой грозы не бывало над Киевом: дрожит и весь терем, дрожит и земля, удар разит за ударом, струятся пламы 53 по воздуху, день покрылся ночью, ночь обдалась пожаром.
53
Всполохи.
Бежит на коне по чистому полю, по пути от Новгорода в Киев, всадник; широкий красный плащ вздувается на нем. За ним следом еще два всадника, один с значком на копье, другой с золотым кривым рогом через плечо.
Бьет их ветер в очи, осыпает прахом, блещет молонья на доспехах, вьется около красной манты.
Скачет всадник от Новгорода к Киеву, везет грамоту от Владимира Господаря Новгородского к Князю Ярополку Киевскому.
— Не добро везет Киеву! — говорят люди, провожая его в двор Княжеский.
Еще не успокоенный после страха, Ярополк читает книги Владимира.
Смута томит душу его, совесть будит раскаяние, слезы брызжут из очей, он хочет слать Владимиру дары навстречу, просить умириться с ним, забыть обиду, делиться с ним Волостью; но Свенельд задорит самолюбие Ярополка.
— Проси себе мира у Великого Князя Новгородского, шли поклон, дани и дары со всех областей своих Новгороду, установи покорностью своею старое первенство стола Новгородского.
Отправляет Ярополк посла Владимирова назад, без ответа.
Затрубила по Киеву и Властям Великокняжеская ратная труба, зашумели ветры на знаменах, забренчали кольчатые брони, застукали мечи о бедро, взвился прах по всем путям, стекаются рати.
Волнуется народ в Киеве, как море в бурю ходит валом. Не добро говорит про рать между братьями.
«Не к добру опалила гроза Киев, вихрь сорвал кровли с горниц!»
Смутен Киев, смутен и Ярополк; только у горестной Марии отлегла душа. Много печали готовили ей злые люди, да не подул попутный ветр злым умыслам.
В красном тереме Займища, как в тихой обители, жила она мирно, свято; помнила Ольгу, помнила и Владимира; молилась богу даровать Царство небесное Ольге, а Царство земное Владимиру.
Но скоро мир души ее нарушился. Однажды в рощенье 54 терема чья-то огненная рука прикоснулась к ее руке; испуганная, без памяти она бежала в терем, без чувств упала на ложе; а мамка и сенные девушки видели, как нечистый дух влетел в окно и вылетел; да Святой крест спас Марию от похитителя,
54
Здесь: в галерее.
— Не к добру! — говорили мамки и сенные девушки.
С тех пор Мария призадумалась, стала ждать беды и дождалась.
Однажды приходит к ней Княжеский Думец Свенельд.
«Не к добру!» — помыслила она, и из очей ее выкатились два алмаза.
— Мария, — сказал лукавый Свенельд, — Ярополк поведал мне изволенье свое. Порадуйся, красная девица, не изнывать же тебе в одиночестве…
Побледнела Мария.
— Хочет он взять тебя в свой терем Киевский; готовься прилечь на Княжеское ложе…
— Не прилягу! — вскричала Мария. — Не прилягу, не водимая; не прилягу, не венчанная!.. — и слезы градом брызнули из очей ее.
— Воли Князя не изведешь, Мария, — продолжал Свенельд, — в заутрие принесут тебе дары и одежды Княжия!..
— Не буду положницею Князя! не буду! — повторила Мария, заливаясь слезами.
— А жаль мне тебя!.. — продолжал Свенельд. — Добролика ты и кротостию и благонравием преисполнена; не под стать бы тебе вкупе жить с потешницами Князя, с Ефиопскими девками.
— Сжалься надо мною!.. умру, а не буду в тереме Княжеском!..
— Рад бы помочь… да воля Княжая непреложна; умолил бы Князя…
— Умоли его, — перервала Мария, припав на колена, — умоли!..
— Умолил бы, — продолжал Свенельд, — чтоб отдал он тебя мне в жены, да лета прошли…
Мария, пораженная новым предложением, приподнялась с земли и не знала, что ей говорить лукавому старику.
— Нет! — произнесла она наконец. — По душе своей не опорочу себя; а по закону моему не буду женой идольника!.. не повью головы своей Русальной пеленою! Оставьте меня под кровом божиим, умру Белицею…
— Не право ты говоришь, Мария; красота твоя не келейная, жить тебе в снарядном дворе, в муравленом тереме, а я не идольник, кланяюсь Свету небесному… а воля твоя, избирай любое… Проведает Князь противность твою, изгонит он остальных Эллинских попов из Красного двора, спалит лики богов Эллинских, что дала тебе в наследие Ольга… Прощай…
— Постой, постой! — вскричала Мария, обливаясь слезами.
— Что прикажешь?..
— О, дай помыслить, дай избыть прежде слезы.
— Ну, вот тебе три дня на думу, избирай любое!..
Свенельд оставил Марию.
Почти без памяти от слез Мария; ходят около нее мамки и девушки; любопытство томит душу старухи. «Что-то ей наговорил Думец Княжеский, Варяг?» — шепчет она; хочется ей выпытать у Марии.
— Привести бы тебе, сударыня, ворожею; поворожила бы она, что за туга у тебя на сердце…
— К чему ворожить, мамушка, ворожбой от горя не отворожишься!.. — едва произносит в ответ Мария.
— Да что ж это за горе!.. Да не плачь, государыня, не плачь, не мути сердца; о чем тебе слезы проливать? Сядь к оконцу да подивись на божий день; послушай, под оконцем красно щебечет сизая ластовка; а Сопец на лугу песню пискает: не горюй, душа красная девица…