Вредина, маг и обряд, пошедший не так!
Шрифт:
И вдруг Ойгонхарт на экране распахнул глаза.
— Вы очнулись, мастер! — с интонациями дешевой провинциальной актрисы заумилялась Аманда. — Ах, из-за яда вы не вспомните последние дни, но знайте — теперь все хоро…
…«Шо» она уже не сказала.
Потому что зрачки дракона вспыхнули нестерпимо-алым, он резко сел и, по-звериному зарычав, жестко схватил Аманду рукой за горло. Девушка захлебнулась. Журналисты испуганно умолкли и дружно качнулись назад.
Тихо, гневно рокоча, Ойгонхарт встал на ноги,
— Мастер… — хрипела Дэ Басковиц, суча в воздухе ногами. — Вы…чего…это…?
— Р-р-р-р-р-р-р. Я-р-р-р-рость-т-т-т-т-ь.
В покоях вдруг резко стало темнеть. Заискрились лампы на стенах, даже сквозь зеркало стал слышен тихий звон — знак высокого маг-напряжения. Журналисты замерли, ошарашенные, не понимая, что делать. Аманда поскуливала, серея и краснея в хватке обезумевшего дракона.
— И вот у нас снова сенсация!!! — вдруг придурошным и азартным голосом завопил какой-то очнувшийся корреспондент. Он сунул лицо прямо в кадр, искаженное и некрасивое — так бывает, когда по ошибке откроешь фронтальную камеру в телефоне.
— Дракон не оценил своего спасения! — вдохновенно завыл журналюга.
И это было его последней новостью.
Во всяком случае, на сегодняшний день.
Потому что Ойгонхарт, павший жертвой лекарственной несовместимости, окончательно рассвирепел из-за такой инфосводки. Никогда папарацци еще не подвергались подобному отпору.
Отшвырнув Аманду как куклу куда-то вбок, Ойгонхарт с утробным воем крутанулся на пятках. Смена ипостаси, до того постепенная, завершилась в одно мгновение.
А ведь дракон размером с четверть неба…
Поверхность зеркал вокруг нас затопило оранжевым светом. Заревом — будто они отразили полыхающие костры. По ту сторону раздались крики, визг, треск, тяжелый звериный рык и грохот… Все это множилось бесконечно, заставив нас и наших охранников инстинктивно втянуть головы в плечи.
Мне было страшно представить, что происходит Там, если даже Здесь оно отражается истинным адом.
А еще пару мгновений спустя зеркала стали лопаться. Одно за другим. Все тридцать штук — в нашем зале.
И сотни и тысячи — в мире Гало….
Зеркальная сеть упала, не выдержав маг-перегрузки.
— Дьявол!.. — неверяще выдохнул мой стражник, нарушив тем самым свой вечный обет молчания.
И его можно было понять.
Потому что даже если отставить тот апокалипсис, что медленно зажигался снаружи, то здесь, внутри, мы вшестером оказались в эпицентре хрустального взрыва. Осколки, как пули, полетели со всех сторон.
Я завизжала даже сквозь кляп. Я сморщилась, зажмурилась, согнулась пополам, пытаясь защитить лицо и, кажется, даже взмолилась
Артур напрыгнул на меня быстрее молнии, и мы вместе тяжело упали на холодный мраморный пол.
Последнее, что я услышала, прежде чем потерять сознание — это захлебывающиеся крики наших охранников, омерзительный хруст стекла и далекий, пугающе-низкий рокот — то ли академия Форван рушилась под мощными крыльями Ойгонхарта, то ли небо упало на землю и рвалось, рвалось на куски вместе со всем бытием…
Так началось вторжение Тварей.
Глава 53. Право фамильяра
…Сквозь тяжелую, путаную дрему я чувствовала прикосновения Артура. Сухие губы и острый нос, ткнувшийся мне в шею. Затылок щекотали отросшие волосы колдуна.
Надо же, как странно мы спим — он что, лежит прямо на мне? Тяжелый, зараза! И какой-то холодный. А я… Я чуть шевельнулась и с неудовольствием обнаружила, что подо мной не кровать, а камень. И… Осколки. Море зеркальных осколков.
Меня прошибло молнией воспоминаний. Я ахнула, отстраненно поняв, что магического кляпа больше нет — мои руки свободны.
— Артур! — захрипела я. — Артур!
Он не отвечал. Я кое-как развернулась и села, борясь с головокружением и тошнотой. Все вокруг выглядело ужасно. Наши охранники были очевидно мертвы, все трое. Осколки не оставили им шанса. Поэтому и аннулировались заклинания.
Борис Отченаш лежал на полу неподалеку, свернувшись эмбрионом, и вокруг него почему-то не было зеркал — маленькая зона отчуждения. У меня не было времени задуматься об этом странном эффекте — как и о том, жив ли землянин.
Я пыталась заставить себя посмотреть на Эдинброга. Мне было страшно, меня трясло. Собравшись с духом, я перевела глаза на студента.
Господи…
Он накрыл меня собой, чтобы спасти от взрыва.
Он пожертвовал собой ради меня.
Я, захлебываясь, зарыдала. Вокруг было слишком много крови. Моей. Чужой. Эдинброговой. В какой момент сказка стала кошмаром?
— Артур… — как в бреду, бормотала я, тормоша его, пальцами выдергивая из ран кривые осколки. — Артур! Очнись! Пожалуйста, что угодно, только очнись!
Он не отвечал. Лицо было бледным и заострившимся. Пульс отсутствовал. Я поднесла один из зеркальных осколков ко рту юноши, надеясь проверить дыхание. Он не запотел…
— Артур!
Такого не может быть.
Такого просто не. Должно. Случаться. Ни здесь. Ни на Земле. Нигде и никогда.
За узкими потолочными окнами Зеркального зала сгущалась тьма, хотя по времени должен был быть день. Я видела странные вспышки — будто молнии вдалеке. Я всем телом ощущала низкий вибрирующий звук. Бесконечно выла сирена. Вдалеке раздавались крики и рёв свихнувшегося дракона.