Вредная Валерия
Шрифт:
Он болтает с друзьями и выглядит вполне счастливым. Смеётся над шутками и улыбается.
И вот спрашивается, а я тогда что делаю в трауре уже четыре месяца? Диана пытается помочь, занять меня чем-то, заставляет до минуты расписывать свободное время. Не знаю, с каких пор она решила стать моей нянькой, но я благодарна ей. Без помощи было бы хуже.
И спрашивается, что толку от этой депрессии? Дальше так жить смысла нет. Верить в неслучайность прошлого уже не получится, жить надо настоящим. И в настоящем нужно искать себе новые занятия и новых
Я искренне радуюсь за Абрамову, когда она вместе со Стефаном показывается в дверях ЗАГСа. Про них многое говорили, были и сплетни, и обсуждения за спиной, а им все нипочём. Вот о такой любви мечтать надо. Не завидовать, а именно радоваться за счастливую пару и мечтать для себя.
Парни разливают шампанское по пластиковым фужерам, кто-то выстреливает хлопушкой с конфетти, Диане вручают многочисленные букеты, которые она даже удержать в руках с трудом может. Фотограф почти не просит нас как-либо позировать, вся съемка компании получается живой и душевной. После коротких тостов и напутственных слов молодым, после сотен щелчков затвора на фотоаппарате, отпускаем счастливую семью отмечать их день так, как они спланировали. Знаю, что они поедут в люксовый отель, и думаю, это шикарный современный вариант свадьбы вместо шумных застолий.
Парочка уезжает, и наступает время гостям расходиться. Я прощаюсь с ребятами быстро и легко, мы ведь и не знакомы с ними, с Мирой перекидываюсь несколькими словами и спешно направляюсь на автобусную остановку.
– Лер, подожди.
О Боже мой, кто у нас заговорил. Долго же молчал ты, Владик.
А я не останавливаюсь. Как тогда, в мае, на выходе из спорткомплекса. Надо – пусть догоняет.
– Лер, блин, ну куда ты так быстро?
– А что, в Москве тренировки плохие, ты физически не вывозишь больше?
Догоняет, само собой. Только вот я уже разговора этого не хочу.
– Ты слишком резво убегала от меня.
– Что ты хочешь, Крайнов? Спросить, как жизнь у меня? Уже не твоё дело.
– Не мое.
– Тогда иди и занимайся своими.
Молчит. Стоит в полуметре от меня. Помню, раньше на таком расстоянии нас начинало развозить. Что это было – чувства или долбанные гормоны? Мысленно я сейчас строю между нами преграду, такую, через которую Влад ничего не почувствует.
– Я знала, Крайнов, что эта Дарина сама на тебя повесилась, я все прекрасно видела своими глазами. Просто на тот момент я уже понимала, как должна поступить. Тебе нужно было в Москву. Видишь, как я права оказалась.
– Зачем, Лер? Зачем тогда был твой спектакль?
– Я хотела помочь тебе. Глупо, по-дурацки. Оцени это, если сможешь.
Преграда, Лер. Вспомни, что она между вами, хоть ее и нет. Вспомни, как больно бывает, когда ведёшься на этого парня.
– Я оценил. Знаешь, тогда, после моря, я много думал о тебе и жалел, что так случилось.
Врет? Потому что не верю. Кто думает, тот что-то делает.
– Ты
– Я запутался, белка.
Тоже мне клубочек. Запутался он. Он опять меня называет белкой, а мне кажется, что в ту ночь на море я отобрала у него право использовать это слово. «Моя белка». О да, я помню магию этих слов, каждую мурашку, каждый взгляд и вздох. Все, что было. Я все помню.
– Я тоже помню, Лер, – вдруг говорит он. Это что, клиника? Я же не произносила этого вслух, почему он отвечает мне?
– Что ты помнишь?
– Тебя.
Так, сейчас выдохнули. Мой автобус уже уехал, а я все стою. Слишком интересные сюжеты мне рассказывают.
– Слушай, белка…
– Не называй меня так!
– Нет, я буду тебя так называть! – вижу, как в нем постепенно просыпается «грозный Владик». И используется это его сторона слишком редко, не в тех ситуациях. – Я только месяц назад сказал Русу, что мне не нужно ничего, что смысл не в отношениях и любви, и вообще я не нуждаюсь в них. Месяц назад сказал и...
Какие откровения подкатили. К чему бы?
– И что изменилось? – перебиваю его. – У тебя тоже гормональный сбой, а?
– Что значит «тоже»? – свершит меня взглядом.
То и значит… Сил стоять друг напротив друга больше нет, и я сажусь на лавочку под козырьком остановки. Влад моментально оказывается рядом.
– У меня сильный гормональный сбой. Это когда гормоны устраивают пати, и весь организм в шоке.
– Почему не говорила?
– Узнала, когда мы уже не общались. У меня тогда была задержка в две недели после лагеря.
Ой. Зря я ему сказала, потому что Влад моментально изменился в лице и сейчас смотрит зло.
– Лера, блин! И ты молчала!
– А что изменилось бы?
– Если бы у нас был ребёнок, я бы никуда не поехал, я бы остался с тобой!
– И что бы мы делали? Какой нам ребёнок?
– Дура, я б тебе не дал аборт сделать. Ты хоть понимаешь, что после аборта можно никогда не родить потом?
– А что ты сейчас такого заботливого включил?
– А ты почему молчала раньше?
Вот и что сказать? Молчала, потому что ему не нужно было ничего. Потому что боялась, что он бросит меня одну с этими проблемами. Приятно сейчас услышать, что он не оставил бы меня решать все в одиночестве, только четыре месяца спустя эти слова уже ничего не изменят.
– Пипец, Лер.
– Да уж полный. Слушай, я в курсе, что вела себя глупо и странно, пока мы встречались, и мое состояние здоровья не настолько ужасное, чтобы этим оправдываться… Но я с самого первого дня сомневалась, что для тебя это серьезно, и время показало, что не зря. Четыре месяца ты прожил без меня спокойно, а сегодня уж не знаю, что случилось. Просто увидел, что все по парам, а ты нет? Слушай, я переросла это. Для галочки мне не нужно.
– А я был уверен, что я реально не нужен тебе.