Вредно для здоровья [СИ]

Григоров Александр

— Сначала подумали — первоапрельская шутка, но число стояло второе.

— Выходной, в Столице все как вывалили… И сообразили, что вместе — веселее…

— Ну вот под это веселье быстро организовались и захватили Собрание и Резиденцию Верховного Руководителя…

— И у нас местных смели за час, и по всей стране так же. Оказалось — просто.

—

Да если бы шутка, давно стерли бы. А запрет до сих пор на сайте висит, — прохожий потряс планшетом.

— Некому стирать. Все разбежались. И кто теперь запреты будет придумывать?

Вжав голову в плечи, Виталий повернул в сквозняк, который выводил к отделению смотрящих. Неужели он один, простой шуткой, смог перевернуть страну с ног на голову? Или ей немного нужно было, чтобы перевернуться?

В отделение было пусто — не в честь выходного, а в прямом смысле. Сквозняк волочил по полу бумаги, хлопали сами по себе двери, слышалось шуршание воды в незакрытом кране. Смотрящие, видимо, тоже выполнили новый закон — вместе покинули отделение. Пройдя по коридору, Терпилов рассмотрел в кабинетах разбитые окна и камни на полу, которыми били стекла.

Виталий вдруг, подумал, что преступники всегда держались вместе: на улице, в политике, в тюрьме. А законопослушные граждане, такие умные и правильные, допускают из века в век одинаковую ошибку — ходят порознь. Вот и теперь так будет, ведь понятно же, после произошедшего старые запреты отменят, введут новые. И опять никто не будет сопротивляться: интеллигенция побоится, пролетариату — запрещай, не запрещай, закон не писан.

В раздумьях Виталий дошел до кабинета Перфильева. Капитан сидел за компьютером и азартно двигал мышкой.

— А, Терпилов… Заходи. Время появилось — на танчиках катаюсь. Это я в панике тебе позвонил, думал, помощь понадобится. Ты извини, зря поднял. Наше столичное начальство первым дало деру, как толпу увидело. Довели, значит, народ.

— А ты чего не дернул? — Виталий сам удивился внезапному «ты», но капитан не отреагировал.

— А куда мне? Я к тебе поближе.

Терпилов

рассматривал капитана, пытаясь по внешним проявлениям определить, шутит он или нет. Если нет, то почему. Перфильев уловил любопытствующий взгляд.

— До того, как разбежаться, наши успели отследить, откуда выложили статью. Город — наш, организация — твоя. Сходится. Пройдет несколько часов, эта информация станет общедоступной, и тебя сделают лидером переворота. Чем закончится — не знаю. Но я на твоей стороне. — Он поерзал и залез рукой в область поясницы. — Если бы ты знал, как мне давит резинка казеных трусов…

Виталий вышел на крыльцо и закурил, как накануне. Только теперь — в неуютном одиночестве. Будто ты один нарушаешь запрет, из-за угла выскочат смотрящие и возьмут с поличным. Впрочем, сейчас наверняка все запреты отменены, за ними некому следить и некому выполнять.

— А если Перфильев прав? — вслух проговорил Виталий. — Если меня найдут и спросят: «Каким ты, смелый наш человек, разрушитель системы запретов, видишь будущее?». Что ответить?

Наверное, в будущем не нужно запрещать. Любое табу вредит: появляется желание его обойти, посмотреть, что за чертой, нарисованной обществом. Отсутствие любопытства гораздо вреднее для здоровья, чем алкоголь, табак и картошка с мясом вместе взятые. А любопытствовать нельзя. И натягивается внутренняя струна, и не звенит она уже — дребезжит, рвется. Волокна стираются по чуть-чуть, и в любой момент: «Дзинь!». Одна за другой, пока не останется последняя, на которой сыграть — виртуозов не осталось.

— Ну что, — продолжил Терпилов вслух, — коль я теперь важная шишка, начну менять мир. Точнее — рерайтить, кое-что в старом все-таки было хорошего.

Первыми деяниями в его планах значились возвращение дяде Мише комбинезона и поход с женой и сыном в зоопарк. Вместе.

Александр Григоров © 2013