Времена Бессмертных
Шрифт:
– Когда я увижу Руфь? – хрипло спрашиваю я, эмоции изменяют голос.
– Как только выполнишь то, что должен. Ты же знаешь, я ничего не могу гарантировать, но это единственный способ вернуть твою сестру. – ее слова холодны, хоть она и старается изображать участие.
И когда Саванна уже что-то прочитывает в моих глазах - возможно, ту самую ненависть - ее губы примыкают к моим, обезоруживая меня.
Недолгий поцелуй, словно она целует мальчишку, чей опыт не велик. И после Саванна, не оборачиваясь, возвращается на яхту.
Когда я увижу ее снова? Будут ли мои чувства к ней прежними? Я уверен, что все
Глава 4. Аврора.
Я так и замерла с ложкой, поднесенной к открытому рту. Было что-то около семи утра, экскурсионная поездка на Окраину состоится через три часа, и я завтракала, когда начались новости.
Это был срочный репортаж из Олимпа. Объявили о том, что в городе введено военное положение из-за учиненного повстанцами бунта. Я не могла поверить, что происходящее на экране правда, потому, что никогда в жизни не видела военных действий. Дым, толпы кричащего народа, планолеты и правительственные магнитомобили, оснащенные электрическими пушками. Это показалось фантастикой, просто фильмом с хорошими спецэффектами. Репортер повторила о том, что в городе объявлено военное положение, и на этом все закончилось.
Эта жуткая информация заставила меня вспомнить вчерашнее заявление Париса, перед тем как… Я врезала ему! Уфф… Сама не верю, что сделала такое. Моя мама сбежала в Олимп от отца? Что за глупость такая? Кто ему вообще позволил думать, что он имеет право хоть что-нибудь говорить о моих близких!
И все же… Размышления на данную тему меня не покидали. «Твой отец кокнул мамашу» - вот за какие слова я прошлась ему кулаком по морде. И как бы мне не хотелось, но я продолжала раздумывать над тем, что ляпнул Парис, даже зная, что это полная чушь и мне не стоит так думать о родных.
Мама и брат действительно по какой-то причине отправились в Олимп (хотя подобные поездки крайне редки для граждан) и там с ними что-то произошло. Почему же отец их не сопровождал? Имела ли место ссора между родителями? Я стараюсь вспомнить все, что доступно мне из детства, но все воспоминания поблекли, и знаю, что пририсовываю огромное количество деталей… Самым верным остается поговорить с отцом откровенно, но если у отца и мамы была какая-то важная тайна, он ни за что не расскажет мне всей правды, сколько бы я не пыталась его разговорить, потому что, знаю точно, – в то время стоял вопрос о нашей безопасности.
Головоломка из прошлого чрезмерно сложна, она состоит из огромного количества событий и мотивов. Главное, в чем я уверенна (больше интуитивно), так это то, что гибель мамы и брата взаимосвязана с Церемонией Перехода и самим бессмертием в целом.
Дальше идут одни догадки. Могла ли мама узнать какую-то правду о правительстве? Если да, то это означает, что отец пожелал оставить секрет не раскрытым и позволил близким сбежать. Или отец перешел границу, воруя деньги - пытаясь еще в то время, обеспечить нам с Дио Церемонию? Что-то пошло не так, и мама смогла забрать с собой в безопасное место лишь брата… Но главная информация, способная стать фундаментом для реалистичной догадки – слова Париса о враждебном отношении моей семьи к Переходу и о связи с повстанцами.
Я, конечно, не собираюсь верить на слово парню, которого откровенно отшила, но почему-то
Мне следовало связаться с Афиной и попросить ее забрать меня по пути к учебному корпусу, откуда стартует наша экскурсионная группа, но я передумала. То, как она вчера себя повела… Согласна, что ничего такого она не совершила, не она же прилюдно пыталась меня унизить, но все же дружеского энтузиазма мне в ней не хватило. Назовем это так.
Так что, надев светло-бежевое платьице и накинув пальтишко на тон светлее, я воспользовалась магнитомобилем мамы (давно стоявшим без дела), и отправилась в учебный корпус. Совершенно одна. И как ни странно - почувствовала себя замечательно, неспешно прокатываясь по оживленному магнитному кольцу, огибающему добрую половину Византии.
На огромной платформе, у входа в учебное здание, собрались все те, кто учится со мной на курсе или параллельно. Толпа облаченных во все белое молодых людей, показалась мне дико нелепой, я как будто впервые взглянула на жителей Византии. Странно, но мне захотелось похулиганить и выплеснуть на однокурсников ведро черной краски, захотелось увидеть их лица, когда они перестанут быть притворно-идеальными!
Я так и поступаю… В своем воображении.
Подхожу ближе к народу; все чего-то ждут. Предвкушение настоящего путешествия щекочет низ живота. Я ищу в толпе Афину, но ее нет. Отталкиваю нескольких ребят, потому что хочу расспросить Августа, паренька в чудаковатых очках, с которым у меня боле менее приятельские отношения. Правда поговаривают, что через эти свои очки он видит людей без одежды…
– Эй, Август! А чего это все ждут? Когда все начнется? – спрашиваю я его не в силах выкинуть из головы мысль о том, что может быть, сейчас он смотрит на меня обнаженную и словно невзначай, прикрываю руками грудь.
Черт! А ведь есть и другие места, которые хотелось бы скрыть.
– С минуты на минуту, ждем планолет, который доставит нас на первый уровень. – Август поджимает губы, почему-то смущаясь. Мои щеки тут же вспыхивают, когда я догадываюсь, что все слухи об очках парня правдивы. Он замечает мою растерянность и снимает необычное приспособление с переносицы.
– Я думала, мы сразу же полетим на Окраину. – перевожу я тему, стараясь преодолеть неловкий момент.
– С нами проведут инструктаж по технике безопасности, ты же слышала о том, что творится в Олимпе? – спрашивает он, предлагая мне пачку фруктовых чипсов. Я с благодарной улыбкой отвергаю его дары.
– Аха, я не поверила глазам, когда услышала новости! Разве такое может быть в наше время? – задаю я вопрос больше обращенный в пустоту мироздания, нежели к Августу. Не то что бы мне не нравилось общаться с ним, просто я всегда смущалась под взглядом его «щенячьих глаз», будто он молил меня о взаимности.
Никогда не могла понять – что он во мне такого видит? Я ведь даже самой себе кажусь странной.
От молчаливой неловкости в компании Августа, меня спасает гул двигателей приближающегося планолета. Я тут же отмечаю: планолет принадлежит военным; на изогнутом носу корабля сверкает серебром герб Византии: рука, держащая яблоко. Тривиальная отсылка к Церемонии Перехода и яблоку, подаваемому на Церемонии.