Времена грёз

Альсури Мелисса

— Не вздумай терять сознание, даже барышни выдерживают первую метку, а мы еще не начинали.

Я открыл было рот, чтобы проклясть своего мучителя, но голос мой тут же сорвался на крик. Единица, ухватившись за края спицы, начал выгибать ее, сводя их вместе и оставляя на животе кровавую борозду. Кожа неровно расходилась, рвалась, а плавный, неспешный темп работы стража почти сводил с ума. Я каждой клеткой тела прочувствовал, как сильно Единица любит свое искусство, он никуда не торопился и проделывал всё с такой ужасающей тщательностью, что, когда проколы

выходили недостаточно ровными, он поправлял спицу так, чтобы она вышла в нужном ему месте.

— А ты сильный парень, держишься, мужчины обычно теряют сознание после третьей метки, а ты вот все шесть терпишь.

Ответить мучителю я не мог, меня снова била дрожь, бередя открытые раны. Горло саднило от криков, и сорванный голос выдал лишь сипение.

— Побереги силы Сорок, я должен дойти сегодня хотя бы до десяти.

Это последнее, что я запомнил в тот день, спокойный голос Единицы отзывался в моей голове горячечным бредом и мимолетными кошмарами. Я даже не был уверен, что очнулся в ту же ночь, а не через неделю после первых пыток.

В темноте, все еще пристегнутый к стене, я проснулся от крика птицы. В небольшом квадратном окошке под потолком скрылась луна. Чужой, странный голос громко объявил:

— Извините.

На пол что-то упало, и в вновь появившемся блеклом свете мелькнули блестящие черные перья. Ворон, склонив голову на бок, подошел к моим кандалам на ногах.

— Можно?

— Д-да.

Крепкий клюв тихо застучал по креплениям, ворон сопровождал работу недовольным ворчанием. Я не слишком верил в результат, хоть и был бы рад избавиться хотя бы от этих оков. Усталость и жажда уводили меня снова в сон, но едва я проваливался в дрему, ворон больно клевал мне лодыжки.

— У меня нет сил.

— Держись.

Глаза болели так, будто в них насыпали песка, веки, заметно отяжелевшие и будто бы горячие сами собой, закрывались, обещая мне передышку и лучший мир подальше от постоянной боли и голода в камере.

— Не спи!

— Я не могу.

— Держись!

Внизу что-то щелкнуло, и я в мимолетном страхе замер, прислушиваясь к шагам в коридоре, но стражи даже не пошевелились. Где-то недалеко послышалось размеренное сопение. Пошевелив ногой, я ощутил, что хоть металл остался висеть на ногах, но к полу я больше не был привязан.

— Спасибо.

— Рано!

Ворон, не церемонясь, подлетел к моей голове и, сев на макушку, принялся освобождать мои руки. Сверху посыпалась известь или что-то подобное, заполнявшее отверстия для крепления оков. Я ощущал, как медленно, но верно расшатывается конструкция в стене. Запоздало до меня донеслась мысль: Я не смогу сейчас встать и даже руки выставить вперед не успею, чтобы смягчить падение.

— Ворон…

Недовольно каркнув, птица предостерегающе щелкнула клювом и продолжила работу. Смирившись со своей участью, я послушно продолжил ждать. Взгляд зацепился за неровные пятна света на полу. Луна светила ярче обычного и замерла на небосводе, словно подглядывала за происходящим в моей камере. Стоит ли

мне ее попросить о помощи? В книге легенд герои часто взывали к богине, и бывало, что она обращала внимание на страждущего.

Над головой что-то щелкнуло, и я успел дернуть руку к себе, упав не на израненный живот, а на бок, но даже так в глазах на миг потемнело, и из легких выбило воздух. Ворон, задержавшийся у стенного крюка, слетел ко мне и стал назойливо щипать клювом, заставляя перевернуться на спину.

— Спасибо…

Восстанавливая дыхание, я послушно вытянулся на полу, наслаждаясь мимолетным отдыхом, прежде чем конечности снова заноют. Птица, спрыгнув на землю, подтащила ко мне плошку с питьем и сухарем, что полагались мне на обед.

— Я не смогу сейчас поесть.

Ворон снова заворчал и, отщипнув хлебный мякиш, окунул его в воду. Мокрый клюв ткнулся мне в губы, заставляя съесть «угощение». Пересохшее горло легко приняло такую еду, и я почти уверовал в собственные шансы выжить.

— Кто ты? Почему ты помогаешь?

Приподняв руки, я осторожно погладил птицу по голове, пытаясь понять ее настроение. Ворон, наклонив голову на бок, будто специально подставился так, чтобы я мог получше его рассмотреть. Черный глаз неожиданно вспыхнул васильковым цветом.

— Геката?

Заурчав, птица потерлась клювом о мою щеку, и мое сердце сжалось от тоски. Я и не надеялся на ее помощь, я не смог защитить Ньярла, не смог помочь ему и даже не знаю, что стало с его телом. Возможно, светлые предали его огню, и наверно это лучшее, что могло бы произойти.

— Прости, я оплошал, моих сил не хватило.

Ворон вновь погладил меня, утешая, и удобнее расположился на еще здоровой груди, раскинув крылья, словно диковинное покрывало.

— А как там Аван и ее дети? Она смогла их защитить?

— Да. Все живы.

— Хорошо. Боги, как же хорошо.

Судорожно вздохнув, я закрыл лицо руками, чувствуя, как по щекам покатились слезы. Это была самая лучшая новость из возможных, зная, что сестра жива, я мог и сам пережить что угодно. Главное не сдаваться.

Мне снился Храм, через три года после ухода Аван.

Быстрым шагом свернув в коридор жилого крыла, я застал одну из некроманток, сменяющую поднос с едой у двери Ньярла. Обед прошлого дня выглядел совершенно нетронутым, отчего я невольно занервничал. Наставник снова не ест. Забыл? Или не захотел?

— Азура, скажи, как он там?

Некромантка бросила на меня уничижительный взгляд карих глаз и безразлично пожала плечами.

— Откуда мне знать? Мне запрещено подглядывать в жилых комнатах.

Она явно не была рада меня видеть и говорила так, будто делает одолжение. Неужели все еще обижена из-за того, что я не принял ее чувств после той ночи? Кажется, вся ее влюбленность обратилась сейчас в ненависть, подпитывая и без того тяжелый характер Азуры.

— Пожалуйста, помоги мне, я должен знать, что происходит с Верховным, от этого зависит не только моя жизнь.