Времена и нравы (сборник)
Шрифт:
Еще раз ехать в Гуанчжоу на заработки Го Юню совершенно не хотелось, его начали мучать болезненные воспоминания. Каждую ночь он ворочался с боку на бок, не в силах уснуть. Он никак не мог взять в толк: ведь те люди, что его обидели, на самом деле, как и он, занимают самую низкую ступеньку общества, все они приехали на заработки, как же у них рука поднялась обидеть себе подобного? Го Юнь не хотел рассказывать о неприятном опыте домашним, чтобы их не пугать.
10
Го Жуйжэнь и Лун Шанъин внезапно стали чьими-то врагами. Семью своих «врагов» они не знали. Го Жуйжэнь не мог себе представить, какую ненависть к нему испытывают эти люди и
Они уехали от злополучного пешеходного моста, а в одиннадцать вечера такси остановилось в жилом районе Хуаган. Лун Шанъин вытерла слезы и вслед за мужем вылезла из машины.
Семья девочки жила здесь. Ее родители, Жэнь Чуань и Пэн Сяохуэй, сняли двухкомнатную квартирку. Журналист и Чжан Тун помогли старикам подняться, и журналист позвонил в дверь. Внутри раздался голос Жэнь Чуаня. После некоторой заминки дверь со скрипом открылась. Отец малышки высунул голову, на его лице по-прежнему застыло скорбное выражение. Он недоверчиво уставился на них. Го Жуйжэнь и Лун Шанъин тут же вышли вперед:
– Мы пришли извиниться перед вами!
Жэнь Чуань сначала растерялся, а потом понял, что перед ним родители того самого убийцы Го Юня, который лишил жизни его девочку. Внезапно он заорал громким голосом:
– Извиниться? Я не приму ваши извинения!
Го Жуйжэнь, Лун Шанъин и Чжан Тун разом плюхнулись на колени перед ним. Старики не знали, что сказать, и хором твердили «простите, простите». Жэнь Чуань мигом выскочил из квартиры, и они вместе с журналистом подняли Го Жуйжэня. Когда они помогали подняться Лун Шанъин, она ни в какую не хотела вставать, причитала «простите, простите» и рыдала так, что сорвала голос.
Жэнь Чуань не мог больше сдерживать чувств:
– Моя девочка-а-а-а… зачем он убил мою девочку… Мы даже не знакомы! Она только что приехала в Гуанчжоу! Ей было всего три годика! Я даже не успел с ней толком погулять и сейчас еще не успел ее оплакать. И она вот так умерла. – Жэнь Чуань рыдал, потеряв над собой контроль. – Ей нравились мягкие игрушки, но она их только гладила, нам ведь не жалко было ей купить, а она все понимала, знала, что денег нет, гладила игрушки и уходила. А в тот день расшумелась, что хочет надеть новое платьице и пойти со мной на работу. Я и подумать не мог, что больше не увижу доченьку. Это слишком жестоко! Я купил ей новые сандалики, а ножки так опухли, что сандалики не налезли. Извините?! Извините?!!!! – Жэнь Чуань размахивал руками, все сильнее впадая в неистовство: – Я тоже приехал на заработки. Я один кормлю всю семью на две с лишним тысячи юаней. Если действительно хотите извиниться, так для начала верните мне деньги за лечение. Я потратил несколько десятков тысяч!
Старики твердили «простите», не зная, что и делать. Го Жуйжэнь забормотал:
– Мы и подумать не могли, что наш сыночек приедет в Гуанчжоу на заработки и совершит тут преступление… а денег у нас нет.
Жэнь Чуань от скорби перешел к ненависти:
– Так вы сына воспитали? То есть на вас, как на родителях, нет ответственности? Почему вашему сыну-мерзавцу понадобилось убивать трехлетнего ребенка?!
Лун Шанъин захлебывалась от слез:
– Наш сыночек тоже погиб… Простите… простите…
В дверях показались обе бабушки и тетя девочки. Одна из бабушек взволнованно сказала:
– Мы же все уже старики, должны понимать, что это такое.
Мать малышки горевала безмерно, она больше пятидесяти часов просидела под дверями палаты интенсивной терапии,
Жэнь Чуань, видя, что Лун Шанъин все еще стоит на коленях, протянул руку помочь ей подняться со словами:
– Я вас не ненавижу. Правда. Я вас не виню. Поднимайтесь быстрее!
Журналист хотел что-то сказать, сунул в руку Жэнь Чуаню лилии и фрукты, но тот не взял:
– Нам не нужно, отдайте им. – Он добавил: – У вас несколько детей, а у меня была только моя доченька. Я тоже приехал на заработки, на всем экономил, чтобы вырастить ребенка, если вы искренне хотите извиниться, то возместите мне тридцать тысяч юаней, потраченных на лечение. А иначе увидимся в суде. – С этими словами он с силой захлопнул дверь.
11
В последний день августа Го Жуйжэнь и Лун Шанъин встали спозаранку. Лун Шанъин, как обычно, открыла курятник и выгнала кур, чтобы те поклевали что-нибудь, затем подмела в доме, выдернула несколько морковок и сорвала пару стручков перца чили. Мясо с перцем – любимое блюдо Го Юня. Вчера Го Юнь ездил в уездный город и привез оттуда целых двадцать килограмм свинины. Он знал, что после отъезда родители пожалеют денег на мясо, лучше уж сразу закупиться, тогда придется съесть. Лун Шанъин с утра пораньше тайком порубила пять килограмм мяса и пожарила с перцем, чтобы сын взял в дорогу. Го Юнь купил еще и сотовые угольные брикеты, двести сорок семь штук, если жечь понемногу, то хватит на несколько месяцев, а еще привез отцу десять цзиней [16] рисовой водки. Приготовив мясо, Лун Шанъин пожарила заодно пять килограмм каштанов, пять килограмм перца чили, сварила пятнадцать яиц и упаковала все это в плетеный мешок Го Юня.
16
Цзинь – китайская мера веса, равная примерно 0,5 килограмма.
Сынок опять уезжает в дальние края. Лун Шанъин в последний раз приготовила ему завтрак: порезала постное мясо, выбрала лучшие куски и нажарила большую плошку, затем поджарила яичницу из двух яиц до золотистой корочки. Она изо всех сил старалась придумать завтрак посытнее. Пока она хлопотала на кухне, звеня посудой, в уголках глаз вдруг навернулись слезы. Лун Шанъин смахнула их тыльной стороной руки и пошла за водой.
Го Жуйжэнь привык с утра пораньше пройтись по полю, что-то поделать по мере надобности, глядя, как над их домом поднимается, а потом рассеивается дым от готовки. В этот момент солнце встает на востоке и освещает вдалеке место слияния трех рек, и тогда Го Жуйжэнь вскидывает мотыгу на плечо и идет домой завтракать. Утром можно размяться, воздух прохладный и свежий, да и настроение прекрасное, утро – самое радостное время суток. Если дел нет, то все равно нужно поглядеть, как там посевы, а еще посмотреть на горные пики, вечно стоящие на страже на краю деревни, тогда Го Жуйжэнь испытывал чувство удовлетворения и спокойствия. Все жители Хуанбаобао привыкли рано вставать и рано ложиться, как говорится, с восходом – вставай, после заката – отдыхай, испокон веков и поныне деревня живет по такому обычаю. Вернувшиеся с заработков односельчане живут не так. Они не поднимут свой зад с кровати, пока солнце не будет палить вовсю, а вечером тоже не хотят так рано ложиться – смотрят телевизор, ищут себе компанию для игры в мацзян и играют на деньги. Чем больше играешь, тем больше окружающие тебя уважают. В ходе игры каждый ведет себя как важная шишка, один другого жестче.