Времена негодяев
Шрифт:
8
Утром их разбудила Ксения.
Вчера они были возбуждены и устали. Сегодня же дерзость побега открылась во всей красе. Затаенный восторг сменился опасениями: если до обеда они не вернутся, — такое начнется! Что — они сами не знали, еще не было в Лицее, чтобы сразу трое, так далеко и надолго. Бухан и его компания будут выть. Пусть воют.
— Вот что, — сказала Ксения, накормив их холодным мясом из банки и дав чаю, — я вам покажу, куда идти.
Она набросила на себя куртку. Уля вдруг поднял палец и прислушался. Из
— Что с ним? — спросил Уля. — Может, помочь?
— Не надо, — ответила Ксения, — это он ангелов судит. Пошли.
На лестничной площадке Саркис остановился.
— Слушай, — спросил он, — твой брат…
— Он не мой брат.
— Все равно. Он болен?
— Не знаю.
— Кого он судит?
— Ангелов. Он считает, что ангелы покинули Христа, когда его соблазнял дьявол. Говорит, что дьявол соблазнил Христа, и тогда Христос превратился в свою противоположность, и все пошло не так. А во всем виноваты ангелы. Дьявол — бывший ангел, нашел общий язык с ними, уговорил, отвлек, обманул… Вот Митя их и судит. Если они не оправдаются, он их расточит.
— Как это? — вмешался в разговор Уля.
— Понюхает что-то — и все, исчез ангел.
— А ты видела, как они исчезают?
— Нет, конечно, ведь не я суд устроила, а он. Митя недавно следствие проводил: подозревал, что не Моисей вернулся с горы Синай, а какой-то самозванец. И вся история пошла наперекосяк. Пока ничего не выяснил — не та смесь, говорит.
Историю вероучений должны были проходить через два года, но ребята с большим удовольствием влезали в программы для сычей и пересмотрели почти все фильмы из этой серии. Мало что поняли, но сейчас сообразили, о чем идет речь.
Петро подумал о чумной резинке и скривился. Он помнил, как долго и мучительно болел высокий худой Панас, ходивший в одну с ним домовую школу в Харькове, как у него гноились суставы, и он все время мазал их дегтем.
Саркис смотрел на Ксению. Она явно не разыгрывала их. Митя, наверно, болен. Или, наоборот, больны они, а он здоров. Ни то, ни другое не должно помешать им идти за книгами. Ладно, пусть Ксения покажет дорогу. Вот она стоит, задрав голову, волосы рыжие, коса свернута в узел на затылке, а под левым глазом родинка.
Утром Саркис вышел из туалета и забрел на кухню. Там он увидел игрушку — заводного медвежонка, неуклюже вышагивающего по столу. Ксения внимательно следила за его движениями, держа растопыренные пальцы над головой с маленькими стеклянными глазами. Она что-то шептала. «Сила медведя, войди в меня», — расслышал Саркис.
Он тихо вышел из кухни и, остановившись в коридоре, удивленно помотал головой. Какая может быть сила у механической игрушки? Наверно, ненастоящая.
— Надо повыше забраться, — наконец сказала Ксения. — Я далеко с вами идти не могу, Митю нельзя одного оставлять, а то он всех там расточит. Покажу сверху, как до трещины идти, а там сами сообразите. Ну и немножко поколдую, чтоб вернее дошли.
Поднимались медленно, лестницы были забиты трухлявым
На четвертом этаже Ксения остановилась у мутного, в пыли и паутине окна и прислушалась. Сверху шел нарастающий шорох и треск, словно большой и сильный зверь с хрустом прогрызался сквозь стены и полы дома. Лестничная площадка вздрогнула, осыпалась штукатурка, стекло мелко задрожало. Зверь ушел куда-то вбок и затих.
— Скрип прошел, — сказала Ксения, — идем дальше.
— Что еще за скрип? — озабоченно спросил Уля, успевший в эти секунды достать и вытянуть во всю длину свой прут.
— Не бойся, — улыбнулась Ксения. — Со мной не тронет. Без меня тоже не тронет, — добавила она, подумав. — Правда, днем лучше выше третьего не подниматься. Мало ли что…
Словно подтверждая ее слова, из дверного пролома донесся тяжелый вздох. Ксения замерла на полуслове, прижала палец к губам и осторожно пошла на цыпочках по ступенькам, а ребята за ней. Петро, нахмурившись, вызывающе посмотрел на черную щель и плюнул в нее. Из щели в тот же миг вылетел горшок с высохшим стеблем и, просвистев мимо его уха, врезался в стену и рассыпался сухой землей. И снова тяжелый вздох.
Петро не стал обострять отношения с печальным метателем горшков и быстро догнал друзей.
На восьмом этаже Ксения остановилась. На крышу вела ржавая лесенка, но дверь туда была наглухо заварена, даже замок намертво приварен и весь потек темными слезами окалины. Окно на лестничной клетке было забито фанерой.
Ксения решительно толкнула дверь квартиры, но тут Уля придержал ее за рукав и, выставив вперед ладони, сделал шажок, другой и остановился, как вкопанный на полушаге. Медленно отступил и покачал головой.
Саркис и Петро отошли к стене. Ксения нагнулась к Уле, словно обнюхала его волосы, а потом сердито посмотрела на полуоткрытую дверь, присела, набрала горсть пыли и мелкого мусора, пошептала что-то над ней и метнула ее в проем.
В квартире грохнуло, рассыпалось, ржавая лестница заскрипела, а потом все стихло.
— Ты что увидел? — спросила Ксения деловито.
— Ничего, — честно ответил Уля, — просто не пускало.
В квартире было тихо, разбитая мебель щетинилась во все стороны. Лохмотья драных обоев. Битый фарфор под ногами. Среди этого разгрома дико и нелепо висела сверкающая, чистая, словно новенькая, хрустальная люстра с целыми подвесками. Латунные трубки как будто начистили за минуту до их появления.
Ксения опасливо посмотрела на люстру, схватила табурет без двух ножек и с размаху ахнула по хрустальному великолепию. Саркис на миг зажмурил глаза, ожидая веера осколков по всей комнате, и не увидел, как табурет прошел сквозь люстру. Подвески, трубки, лампочки в матовых чашечках задрожали и растаяли, остались только звенья тяжелой цепи, опущенной почти до пола.
— Куда она делась? — тонким голоском спросил Петро.
— Не знаю, — пожала плечами Ксения, — мираж, что ли. Первый раз вижу.