Времена звездочетов. Наш грустный массаракш
Шрифт:
– Ты знаешь, она права, – сказал Сварог. – Как монарх монарху скажу: иногда жизнь заставляет быть тираном и сатрапом... да ты и сама это прекрасно знаешь.
– Уговорили, буду тиранствовать, – сказала Яна с той же бледной (но не беспомощной и не растерянной!) улыбкой. – Только не будем пороть горячку. Нужно все тщательно продумать. Я тщательно проработаю план, как использовать все силы, какими располагаю, – она посмотрела на Сварога. – А ты не спеша обдумай, как в чрезвычайной ситуации использовать все, чем т ы располагаешь. Если бы еще знать совершенно точно, кто из военных и управленцев представления
– Это решаемо, – сказал Сварог. – У меня ведь в девятом столе есть аппаратура, позволяющая точно определить, когда лар врет, а когда говорит правду... пожалованная мне милостью Канцлера. Под благовидным предлогом приглашу к себе с дюжину ключевых фигур, поодиночке, конечно. И подумаю, как построить беседу, чтобы они до поры до времени ничего не заподозрили. Я как-никак вице-канцлер и чиновник Кабинета императрицы, согласно субординации прилетят, как миленькие. Знаешь что? В ближайшее время смогу проделать ту же процедуру с принцем Диа-мер-Сонирилом. Через три дня он должен прилететь в Хелльстад с ежегодной инспекцией – а поскольку так предписывает Его Величество Параграф, прилетит непременно, минута в минуту. К этому времени в большом кабинете, где его согласно тем же параграфам предстоит принимать, смонтируют «установку правды». Вот и поговорим... Гораздо труднее придется с принцем Элваром...
– Ты и его подозреваешь в причастности? – фыркнула Яна. – Вот уж кто бесконечно далек от государственной деятельности и большинства государственных тайн, так это дядюшка Элвар...
– Да я и сам так думаю, – сказал Сварог. – Просто вновь создалась та поганая ситуация, когда для пущей надежности и очистки совести подозревать приходится всех... ну, или почти всех, кроме себя самого и вас, конечно. Бывали уже такие... Я одного боюсь, что мы можем ненароком разворошить осиное гнездо и не заметить этого. Ну, ладно, в конце концов есть два важнейших обстоятельства. Мы знаем, где... ну, не будем говорить противник, скажем обтекаемо – «противостоящая сила»... хотя мы до сих пор не уверены, что противостояние есть. Если там и в самом деле, согласно одной из версий, остался лишь какой-то автоматический центр, который лишь сбивает чужие аппараты, а на внешнюю экспансию не способен, не имея такой программы... И еще. Прошло... – он глянул на часы, – три часа двадцать минут, а никакой реакции не последовало... Это придает бодрости, верно? По-моему, мы все обсудили?
– Думаю, все, – сказала Яна. – Кани, я вижу, тоже согласна. Завтра с утра займемся каждый своим делом...
– Мне выпала самая легкая задача, – с усмешкой сказала Канилла.
– Завидуешь? – без малейшей подначки поинтересовалась Яна.
– Скорее уж наоборот, Янка, – серьезно сказала Канилла. – Прости за откровенность, но я в глубине души чуточку рада, что задача мне досталась самая легкая. Не придется взваливать на хрупкие девичьи плечи тяжкую ношу. В невысоких чинах есть свое преимущество.
– Ничего, – сказал Сварог. – Дорастешь до высоких чинов, обязательно тяжкая ноша появится.
– Умеете вы утешить и ободрить, командир.
Перехватив их многозначительные взгляды, Сварог с превеликой охотой наполнил их рюмки эликсиром изобретения короля Кардоша, так и не удостоенного за это памятника неблагодарными потомками.
Так обстояло и потом, когда уселись за стол. Яна с Каниллой лишь пригубливали эликсир короля Кардоша, а Сварог опрокидывал полные бокалы. Порой это помогало в такие вот минуты, а порой и нет, как обстояло и сейчас, словно в песок лил. Ни Яна, ни Канилла при всем их уме и доброте не могли его понять, никогда такого сами не испытывали – когда человек, которого ты послал на верную смерть, с ней и встретился. От того, что он знал, на что идет, нисколечко не легче...
Не помогали и песни, но он, как не раз прежде, бил по струнам:
– Над могилами нашими обелисков не ставили.
Может, мы еще встретимся в нашем отчем краю.
То ли в море уплыли мы, то ли в небе растаяли,
Но, погибнув за Родину, мы – живые в строю...
Всегда в строю. Брат Ролан как раз и растаял в небе. В чужом небе. Он стоял у Сварога перед глазами, невозмутимый, всегда готовый к бою, и вновь звучал его голос, слова, сказанные, когда они после уничтожения Радианта улетали с Нериады: «Лорд Сварог, после того как вы закрыли Великому Мастеру пути на Тал ар, любой приверженец Единого Творца у вас в долгу. А за долги чести полагается платить...»
Вот боевой монах и заплатил...
Потом без всякого перехода – как это свойственно изрядно поддавшим гитаристам – заиграл гораздо более бравурное, врезал марш Акабарского гвардейского полка:
– Я воспитан был в строю, а испытан был в бою, украшает грудь мою много ран.
Этот шрам получен в драке, а другой – в лихой атаке, в ночь, когда гремел во мраке барабан!
Окружающее не троилось, даже не двоилось, но пьян он был уже изрядно. Что ж, у Яны среди прочих ценных качеств имелось и такое: когда он (что случалось все же редко) не просто выпивал, а откровенно надирался, вот как сейчас, Яна никогда не попрекала его ни словом, ни взглядом, разве что смотрела участливо с хорошо скрытой грустью. И заботливо предлагала: «Ты бы закусывал...»
Пьян изрядно. Ничего страшного, ни капли безалаберности – откуда ей взяться в такой момент? На боевом дежурстве оставалась Яна – ей и должен был доложить Мяус, она в случае прямой угрозы, какой-либо серьезной агрессии и даст команду на старт и «Бешеному Жнецу», и «Вихрю». Сварог передал ей пароли – а Мяус получил должный приказ, который принял без малейших возражений: в его программе ничего не говорилось о запрещении королю Хелльстада передавать кому бы то ни было какую-то часть своих полномочий. И дозволения не было – но что не запрещено...
Вот он, Мяус, истуканчиком сидит у двери, со свойственным роботам величайшим терпением ждет приказаний. Золотому Коту такое не в новинку: он часто присутствовал как на застольях покойного короля с удостоенными приглашения к столу гостями, так и при дружеском общении Фаларена с очередной красоткой – разве что, когда общение перемещалось в постель, король его отправлял восвояси, все же соблюдая некие собственные правила приличия.
Яна впервые за все время унылого застолья сказала:
– Ты бы закусывал... Пора бы...