Временное правительство и большевистский переворот

Как найти начало начал, не обращаясь к сотворению мира? Но если ограничиться более скромной задачей и отправиться на поиски начала нашей эры, нельзя обойти воспоминания Владимира Дмитриевича Набокова. Он начал их писать 21 апреля 1918 г. ровно год спустя после событий, которые видел и определил как «путь, поведший Россию к падению и позору». Не совсем случайно и то, что «Временное Правительство» В. Д. Набокова открывает первый том «Архива русской революции», бесценного источника свидетельств современников о годах катаклизма.

И. В. Гессен, издатель «Архива русской революции», составившего с 1921 по 1930 гг. двадцать томов, писал о цели издания: «Задача заключается

в том, чтобы сохранить письменный след развертывающихся перед нами трагических событий. Многое из того, что каждому из нас привелось видеть или в чем участвовать, осталось единственным в своем роде и больше уже нигде не повторилось. Поэтому если сейчас не записать всего, чему каждый свидетелем был… то многое из фактических данных пропадет бесследно и такой недостаток может безнадежно затруднить раскрытие истинного смысла переживаемого нами величайшего исторического перелома».

В. Д. Набоков был привилегированным свидетелем начала, первых месяцев русской революции, в ту ее пору, когда она еще называлась Февральской. Его коротенькую биографию можно найти в пятом томе «Малой советской энциклопедии», вышедшем в 1930 г.: «Набоков, Владимир Дмитриевич (1869—1922), видный член к.-д. партии, юрист, один из редакторов „Речи“. Член 1 Госуд. думы. В 1917 — управ. делами Временного Правительства. Во время гражданской войны входил в состав Крымского правительства. Один из редакторов „Руля“. Убит в Берлине монархистом».

Иначе пишет — и трудно этому удивляться — о Владимире Дмитриевиче его сын — замечательный писатель Владимир Набоков. В английском варианте своих воспоминаний «Speak, memory» он рассказывает биографию отца, от которого унаследовал любовь к бабочкам, шахматам, боксу, поэзии. Владимир Набоков подчеркивает независимость суждений, смелость, широту и либеральность взглядов своего отца. Юрист, профессор уголовного права, В. Д. Набоков был лишен камер-юнкерского звания за публикацию в журнале «Право» знаменитой статьи «Кишиневская кровавая баня», разоблачающей роль полиции в организации в 1903 году погрома в Кишиневе. В 1913 году он будет оштрафован на 100 рублей за репортажи из Киева с процесса Бейлиса, публиковавшиеся в либеральной газете «Речь», одним из редакторов которой с 1906 по 1917 гг. В. Д. Набоков был.

С его именем связано создание конституционно-демократической партии, позднее переименованной в партию народной свободы. Депутат первой Государственной Думы, он произнес несколько блестящих речей, принесших ему всероссийскую известность. Потом была война и революция, о которой он говорит в своих воспоминаниях. В 1919 году В. Д. Набоков с семьей эмигрирует. После года пребывания в Лондоне он переезжает в Берлин, где, как пишет его сын, «до своей смерти 28 марта 1922 года редактировал с И. В. Гессеном антисоветскую газету „Руль“» («Другие берега»). 28 марта 1922 года В. Д. Набоков загородил собой своего друга Милюкова, выступавшего с публичной лекцией. Как пишет Владимир Набоков, пока отец «боксовым ударом сбивал с ног одного из темных негодяев, был другим смертельно ранен выстрелом в спину» («Другие берега»).

Близкий друг В. Д. Набокова, основатель журнала «Право» и газеты «Речь» И. В. Гессен писал в своем «жизненном отчете» («Два века»): «Я бесконечно благодарен и благословляю судьбу, которая сблизила меня с „орденом“ русской интеллигенции. Такого ордена не было тогда в Европе и больше не будет его в России. Отличительным признаком интеллигенции было, что на первом месте стояло для нее общественное служение, подчинявшее себе все другие интересы. Это создавало особое возвышенное настроение, точно первая любовь, заставляло звучать в душе золотые струны и высоко поднимало над будничной суетой».

Без всякого сомнения В. Д. Набоков принадлежал к лучшим представителям «ордена» русской интеллигенции. Обладал всеми ее

достоинствами. И ее недостатками, которые обнажились в первые же месяцы после революции. Предельная честность, удивительная скромность, проявившаяся в частности в решении занять не бросающийся в глаза пост управляющего делами Временного Правительства, позволили В. Д. Набокову представить первые два месяца русской революции «в ярком, неподкупном свете дня». Русская интеллигенция, русские либералы оказались неподготовленными к революции, о которой они столько времени мечтали, которую столько времени готовили.

Положительные качества оборачивались отрицательными: общественное служение становилось слепой верой в «народушко», идеализм превращался в политическую незрелость, жертвенность — в безволие, личная отвага — в беспечность, вера в будущее — в отсутствие представления о реальности.

В. Д. Набоков рисует уничтожающий портрет Керенского, неприятного мемуаристу и как человек, и как политик. Но не менее критичен и портрет П. Н. Милюкова, человека, которого автор любит и считает выдающимся государственным деятелем.

Воспоминания В. Д. Набокова воскрешают первые месяцы «пулеметного», как выразился Владимир Набоков, 1917 года, начало страшных времен, смысла которых не осознавали, не предвидели до конца даже ведущие актеры исторической трагедии.

Михаил Геллер

Ровно год тому назад, [1] в эти самые дни, 20—22 апреля, произошли в Петербурге события, все значение которых для судьбы войны и судеб нашей Родины тогда еще не могло быть в достаточной степени понято и оценено. Теперь уже ясно видно, что именно в эти бурные дни, когда впервые после торжества революции открылось на мгновение уродливо-свирепое лицо анархии, когда вновь, во имя партийной интриги и демагогических вожделений, поднят был Ахеронт, и преступное легкомыслие, бессознательно подавая руку предательскому политическому расчету, поставило Временному Правительству ультиматум и добилось от него роковых уступок и отступлений в двух основных вопросах — внешней политики и организации власти, — в эти дни закончился первый, блестящий и победный, фазис революции и определился — пока еще неясно — путь, поведший Россию к падению и позору.

Это не значит, конечно, что в течение двух первых месяцев, когда на развалинах самодержавия — формально отжившего еще 17 октября 1905 года, но фактически еще целых 11 лет пытавшегося сохранить свое значение, — организовывалась новая, свободная Россия, — что в этот короткий период все обстояло благополучно. Напротив того: внимательный и объективный взгляд мог бы в первые же дни «бескровной революции» найти симптомы грядущего разложения. Теперь, post factum, когда просматриваешь газеты того времени, эти симптомы кажутся такими несомненными, такими очевидными! А тогда те люди, которые взвалили на свои плечи неслыханно тяжелую задачу управления Россией, — в особенности на первых порах — как будто предавались иллюзиям. Они хотели верить в конечный успех; без этой веры откуда бы могли они почерпнуть нравственные силы? И впервые должна была пошатнуться их вера именно в эти роковые апрельские дни, когда «революционный Петроград» вынес на площадь жизненный для России вопрос о задачах ее внешней политики и на красных знаменах впервые появились надписи, призывавшие к свержению Временного Правительства или отдельных его членов.