Временные трудности
Шрифт:
— Знать-сказать, великий Сэнгэн-хан, что значить «абсолютли»? — шёпотом спросил Наранбат, когда Ксинг выпил, съел грудку и снова сел.
— Конечно! — всё ещё довольно улыбаясь, ответил Ксинг. — Я знаю, что для вас куриная грудка — священное блюдо, еда богов. И что каждый раз, когда вы её едите, говорите слово «абсолютли», вот так вот выражая наивысшую степень превосходства!
Наранбат удивлённо поднял брови, видать, удивляясь осведомлённости Ксинга.
— Юу хэлэв их нартай хан? — нетерпеливо спросил Батулган.
[Что сказал великий
Наранбат склонился и что-то зашептал тому на ухо. Батулган выслушал своего тысячника, о чём-то ненадолго задумался, наконец, приняв решение, твёрдо кивнул головой. Он встал, вскинул богато украшенный коровий рог и, усилив голос с помощью ци, воскликнул:
— Их Сэнгэн-хан хотол, ки бид онодрийн баярда маха зогсо, болог таны бурханд эрхэмлэнэ!
[Великий Сэнгэн-хан желает, чтобы мы на пирах всегда ели куриную грудку, и этим славили его богов!]
Хунхуны затихли, затаив дыхание.
— Бид ургэлж «абсолютли» болон «уот так уот» гэж ярилцаж байх юм!
[Мы всегда должны говорить «абсолютли» и «уот так уот»!]
Среди хунхунов поднялся гул. Они громко приветственно закричали, вскинули кубки, выкрикивая «Абсолютли!» и «Уот так уот!». Ксинг расплылся в улыбке — а ведь он поначалу решил, что подлец-учитель обманывает их с Мэй, и если бы не отец, подтвердивший позже эти слова, Ксинг так считал бы и до сих пор. Впрочем, один раз сказанная правда не делала учителя меньшим мерзавцем и подлецом!
— Харарай! Сэнгэн-хан харц байна! — крикнул Батулган, и хунхуны разразились громкими воплями.
[Смотрите! Сэнгэн-хан доволен!]
Ксинг удовлетворённо кивнул головой и продолжил трапезу. Он пил перебродившее кобылье молоко, ел конину, баранину и сыр, провозглашал тосты, которые никто не понимал, но все громко приветствовали, и, наоборот, выслушивал тосты хунхунов, которые добросовестно переводил Наранбат. Ксинг чувствовал, что время уходит, ещё один день потрачен зря, но бросить всё как есть и отправиться в Империю было бы не слишком правильно.
— Ты сильный воин, Сэнгэн-хан! — перевёл Наранбат слова Батулгана. — Хунхун не знай Империя сильный воин! Хунхун думай слабая, как кобылья сыр, ар!
Ксинг, получив похвалу, взгрустнул. Да, он победил хунхунов, но сделал это не совсем честно, не по-геройски. Нет никакой доблести, чтобы воздействовать на ослабевших за циклы и столетия хунхунов своей ци. По сравнению с настоящими героями и мерзавцем-учителем, Ксинг всё равно пока оставался слабаком. А уж по сравнению с отцом, который не только владел ци, но и умел управлять огромным войском, вообще являлся младенцем: пусть уже не икринкой и не головастиком, но пока ещё и не карпом.
— Помните генерала Гуанга Нао? — спросил он. — Ну конечно же помните! Так вот он был по-настоящему силён! И когда-нибудь, когда я обрету настоящую силу, стану таким же!
Наранбат быстро зашептал на ухо Батулгану. Тот шепнул что-то в ответ.
— Гуанга Нао сильная? — наконец, спросил Наранбат. — Сильней Сэнгэн-хан, у?
— Сильней! Сильней настолько… Насколько
— Ребёнок-сын, у? Аах! Понимай! Отец твоя, Сэнгэн-хан, сильный баатар, ар! — кивнул Наранбат.
Ксинг попытался поправить Наранбата, но тот уже повернулся к Батулгану и начал быстро пересказывать содержание разговора. Так что Ксинг просто махнул рукой — преподавать варварам уроки истории у него не было ни времени, ни желания.
Хунхуны собирались продолжать пир ещё долго: девять солнц и девять лун, но время поджимало. Вновь осмотрев, раскинув ци, войско и лошадей, убедился, что, если не считать играющего в крови хмеля, все здоровы, и собрался прочь.
— Мы всегда ждай Сэнгэн-хан, у! — заявил Наранбат.
— Я тоже рад, что с вами встретился! — ответил Ксинг, сильно покривив душой. Встреча вышла глупой. Пусть она и принесла результаты, но отняла слишком много времени.
Он снял меховую шапку, повертел в руках и вернул удивлённому Батулгану, нахлобучив тому на голову.
— Ну я пошёл, — сказал, наконец, Ксинг, в последний раз окинув море шатров, лошадей и пирующих хунхунов. — Больше не бунтуйте и всегда оставайтесь верными подданными Императора!
Он покрутил в руках кусок кожи с нарисованной на ней грубой картой, сверил направление и извлёк из браслета верный цеп.
— Их хан хэнэ сонсож гэж байна у? — спросил Батулган.
[Что сказал великий хан?]
— Сэнгэн-хан манай импери гэж бидэ магтад байна! — ответил Наранбат дрожащим голосом.
[Сэнгэн-хан сказал, что нам придётся покориться Империи!]
— Тийм болчихло, бид зорилтож, туний уг хуль! — печально склонил голову Батулган.
[Что же, мы были побеждены, его слово - закон!]
Ксинг удивился, чего они так грустят, ведь знакомство с ним длилось менее суток. К тому же, пусть он и старался никого не убить, его появление среди варваров всё равно привело к смертям. Но потом пришло понимание: исцеляя хунхунов, Ксинг не разбирал, где свежая рана, а где старая, исцеляя в том числе и неправильно сросшиеся переломы, глубокие шрамы, потерянные пальцы и конечности, и даже выбитые зубы. Да, в будущем исцелённым хунхунам придётся съесть много мяса и сыра, но это лишь временные трудности. Хороших лекарей ценили везде, а Ксинг, пусть так и не сравнился с героями или учителем в бою, но исцелять научился просто отлично!
— Прощайте! — крикнул Ксинг, раскручивая цеп и взлетел в воздух под восторженный вопль тысяч глоток.
???
Несмотря на то, что летать на цепе оказалось очень легко, все равно такой полёт доставлял немало неудобств. В отличие от культиватора, парящего в небесах на летающем мече, у Ксинга постоянно была занята рука, вращающаяся плоскость всё так же продолжала частично сбивать восприятие ци, да и со стороны это выглядело не очень героически. Так что, долетев до морского побережья, Ксинг приземлился на берег, уселся на песок и крепко задумался, уставившись на карту.