Временные трудности

Desmondd

— Как пожелаете, мастер, — легко ответил учителю Ксинг, присаживаясь за стол.

— Я больше не твой мастер, — заметил Бохай, оглаживая бороду.

— Я перестал быть учеником, но вы навсегда останетесь моим наставником, — покачал головой Ксинг. — Я никогда не забывал своё прошлое, да и сейчас не собираюсь.

О да, некоторые моменты прошлого он помнил так хорошо, что они являлись частью его личности. Работая на кухне, он придавал себе сил образом мерзавца-учителя, представляя, как рубит его ножами и шинкует на мелкие полосочки. Только образ Мэй, с которой Ксинг неосознанно сравнивал любую женщину, помог устоять против чар Нуйинг,

дочки Бохая, унаследовавшей от матери свою яркую красоту. Хотя тут немало помогла и память о побеге из сильных, способных гнуть подковы и крошить в ладони камень, руках Цзе, на которой Ксинг, будь хоть немного медлительней, был бы женат вот уже два года. Он так и не поддался на женские чары, но это далось ему с огромным трудом, и до сих пор при взгляде на Нуйинг всё внутри прямо-таки сводило. Таким образом Ксинг, конечно, тренировал выдержку и самоконтроль, но с каждым днём это становилось всё труднее и труднее.

— Это хорошо, — наконец, одобрил Бохай после длительной паузы, — кто не помнит прошлого, у того нет будущего.

Они молча выпили чая, изумительного, бархатного, редкого и очень дорогого чая, обменялись ничего не значащими вежливыми фразами о погоде и набегах варваров на окраины Империи. Погода никогда никого не устраивала — всегда было то слишком жарко, то слишком холодно, то недостаточно осадков, то эти мерзкие дожди, отпугивающие посетителей. На границы варвары набегали тоже постоянно, поэтому эти две темы были уместны всегда и везде.

— Скажи, Ксинг, — заговорил Бохай, — тебе понравилось у меня?

— О да, очень понравилось, — искренне и с жаром ответил он.

— Ты хотел бы называть это место домом? — спросил Бохай, пригубив немного чаю.

— Да я и так… — начал Ксинг и остановился, задумавшись.

— А меня тестем? — добавил Бохай, ощутив слабину.

Ксингу не удалось сохранить невозмутимое лицо, он во все глаза уставился на наставника.

Тот открыто предлагал ему свою дочку и место рядом с собой. Для крестьянина, выходца из глухой деревеньки, это было не просто удачей. Восхождение в высший мир, превращение простого смертного в небожителя. Красавица-жена с богатыми родителями, процветающее семейное дело. Работа плечом к плечу с Бохаем открыла бы ему дорогу к знати, если не прямиком во дворец Императора. Мастер такого уровня имел очень высокий статус в Империи, больше всего ценящей заслуги — даже выше большей части аристократии. Унаследовать дело, славное имя, огромное состояние и дом в столице провинции. Стать, в конце концов, знатью самому.

Все в Империи любили вкусно поесть, особенно верхушка. Готовь как следует, радуй глав великих домов и даже самого Императора. Получи должность повара при дворце, и тогда даже таким прославленным и высокородным особам, каковым когда-то был генерал Гуанг Нао, придётся просить об услугах и считаться с твоими желаниями.

В отличие от славного и знаменитого кузнеца, никто не рискнул бы приехать к Бохаю Три Ножа с поддельным долговым свитком или бросить в тюрьму по ложному обвинению. Не пришлось бы никого спасать, наоборот, именно семья Бохая обещала защиту от любых неприятностей.

Главное, что Ксингу даже не требовалось бросать свои текущие устремления. Работая с Бохаем, перенимая тонкости его искусства и всё дальше совершенствуя владение ножами, он мог бы продолжать тренировки, усиливать ци и оттачивать управление ею. Он продолжал бы совершенствовать и тело, становился все сильнее и быстрее. Когда-нибудь он,

может, даже сравнялся бы с учителем. Ну а если бы и не сравнялся — не беда, ведь никто больше не смог бы заставить его отжиматься на камнях или бегать сотни кругов по тренировочной площадке, высоко поднимая колени, в случае чего — ломая ему ноги.

Нуйинг была очень красива и мила. Пусть всё равно и не сравнима с Мэй, но от неё такого и не требовалось. Полная противоположность Цзе Бунтао практически во всём — само её существование символизировало тепло и домашний уют. Ласковая и тёплая, весёлая и беззаботная. Она, как и Ксинг, любила и ценила вкусную еду, а значит, между ними установилась бы то самое родство душ, воспетое в стольких кристаллах и свитках. Она всегда бы слушалась мужа, безупречно исполняла бы обязанности жены, рожала и нянчила детей. Со временем влечение к Нуйинг переросло бы в крепкую любовь, позволив забыть Мэй и оставить мысли о ней в прошлом.

Покой, богатство, интересное занятие, жена, семья, дети и дом. Лучшая в мире еда, которую не купишь даже за деньги. Бохай предлагал ему всё то, о чем когда-то мечтал Хань Нао, избитый и окровавленный наследник великого рода, лежащий без сил на холодных камнях тренировочной площадки, пытаясь отжаться ещё разок кулаками от заботливо насыпанных кучками острых каменных осколков. Ханю вторил Фенг. Ведь тут — не нищая голодная деревня, где круглые сутки приходилось думать о еде, выискивая в земле червяков и личинок. Вернее, тут тоже можно было есть личинок — только специальных зелёных личинок из дальних краёв, миска которых стоила дороже, чем деревня вдвое больше Дуозця.

И делать ведь ничего не надо. Сказать всего лишь один разок одно-единственное слово.

Но почему-то это слово ни за что не ложилось на язык.

— Хотел… — наконец, проговорил он, — бы.

На мгновение Бохай просиял, а потом внимательно присмотрелся к Ксингу и почти незаметно качнул головой. Он вновь окинул Ксинга взглядом — словно встретив того впервые.

— Бы, — повторил Бохай. — Бы.

Ксинг не мог понять, что с ним не так. Почему даже попытка открыть рот наполняет сердце холодной пустотой? Почему при этом неизменно возникает чувство мрачной неотвратимости, совершения чего-то окончательного и непоправимого?

Будь здесь враг, пусть даже тысяча врагов, Ксинг знал бы, что делать. Он бросился бы в сражение, может быть, отчаянно атаковал, а быть может, и отступил бы — ведь в бою у него никогда не бывало такого непонимания, таких мук принятия решений. Были лишь враги — звери, рыбы или люди с одной стороны и сам Ксинг с другой. И теперь, казалось бы, тоже всё ясно, бесконечный список сплошных преимуществ против… против горячечных слов обиженного ребёнка, вспомнившего свою предыдущую жизнь.

— Простите, наставник, я сам не знаю, что со мной происходит, — признался Ксинг после тяжёлой затянувшейся паузы. — Но слова словно застревают в горле.

— Бывает, — неожиданно согласился Бохай. — Не скажу, что не ожидал такого ответа.

Ксинг, зажавший в руках чашку чая и уставившийся внутрь, словно пытаясь найти подсказку, поднял голову и выпучил глаза.

— Ну, ну, не удивляйся, — рассмеялся наставник. — Хотя… Знаешь, я смотрю на твою целеустремлённость и постоянно забываю, насколько ты ещё молод.

— Этот недостаток когда-нибудь пройдёт, наставник, — слабо улыбнулся Ксинг.

— Несомненно. Но мы говорим о тебе прямо сейчас. Ты знаешь, почему я взял тебя в ученики?