Время бусово
Шрифт:
— Неужели? — проявил заинтересованность Константин.
— Говорят… — по-прежнему неопределенно ответил Андроник, придерживаясь избранной им тактики поведения при беседе с импера-тором.
— Кто-нибудь ему протежирует в нашей аудиенции? — Метнул мол-ниеносный и испытующий взгляд Константин.
— На сколько мне известно, доминус, — отвечал теперь вполне ис-кренно Андроник, — никто. Нет у него ни в столице, ни во дворце по-кровителей. Просто толкается во все двери и щели…
— Уже хорошо… — отозвался задумчиво император.
Андроник никак не отреагировал на последнюю фразу своего по-велителя. И, возможно, молчание
— Тебе, друг мой, по статусу положено все знать наверняка, а не догадываться, — язвительно продолжил он, — а то «на сколько мне из-вестно…».
Андроник молча уставился в мозаичный пол рабочего кабинета императорского дворца, всем своим видом показывая смущение и рас-каяние.
— А скажи-ка, друг Андроник, мой верный советчик, — уже усмех-нувшись, поинтересовался император и отличный лицедей, — какая нам выгода от данного посольства? Какая нам в том корысть? А? — И взгля-нул зорко и пронзительно, даже глаза чуть прищурил, словно стараясь проникнуть в саму душу Андроника.
— Вам, доминус, о том лучше знать, — скромно потупив взор, ото-звался Андроник. — Но, если он прибыл с дружеским визитом, или даже с просьбой о помощи, то такие друзья лишними не бывают…
— У императора Великой Римской Империи нет друзей, — перебил высокомерно Константин. — У него или слуги, одни из которых расто-ропны и сообразительны, другие же — медлительны и завистливы, или же враги. Третьего не дано.
— Виноват, государь, — согнулся в поясном поклоне Андроник, — я оговорился: не друзей, а людей.
Ответив на вопрос, Андроник замолчал в ожидании дальнейшей реакции Константина.
— Продолжай, — сменил тот гнев на милость.
— Осмелюсь заметить, доминус, — продолжил верноподданнически Андроник, — неплохо бы заиметь… — он замялся, подыскивая точное определение, которое бы не резало тонкий слух императора.
— Друзей? — пришел на помощь, усмехнувшись, Константин. — Так, что ли?
— Да, — заметно стушевался от непроизвольной заминки Андроник, — друзей за спиной врагов. Даже сильному и грозному властителю это никогда не мешает…
— Это ты готов имеешь в виду?
— Да, доминус, — поднял на императора взор Андроник. — А кроме готов, нависших над Империей с севера и запада, есть еще и персы, как голодные псы покусывающие наше пограничье на востоке.
Персидское царство, как, впрочем, и Армянское, а незадолго до то-го и Боспорское, формально входило в Империю на правах отдельной, с большими автономными функциями провинции, но на самом деле пер-сидские цари считали себя независимыми от Рима и время от времени напоминали об этом, нападая на земли империи, граничащие с ними. Риму не раз приходилось подавлять выступление своих восточных вас-салов. Сам Константин, будучи еще просто Флавием Валерием Кон-стантином, сыном цезаря Констанция, и только первым трибуном, ко-мандиром всего лишь одной небольшой алы, в окрестностях развалин города Зура также участвовал в одном из многочисленных сражений с ними. Тогда царь персов Нарсех, совершив неожиданный маневр, на голову разбил цезаря Галерия, зятя тогдашнего императора августа Ди-оклетиана, посланного во главе римских когорт на усмирение персов, начавших жечь и грабить пограничные города и селения, а также захва-тивших большую часть Армении. И там же, под разрушенными стенами города Зура, Константин впервые познакомился а царем Армении
— Ну, что ж, — усмехнулся опять Константин, — тогда последуем твоему совету и посольство э-э-э… как там его…
— Русколанского князя, — поспешил с уточнением Андроник.
— …Русколанского князя, — тут же подхватил Константин, — при-мем. Но… — сделал он ударение на этом «но», — но, без спешки. Понял?
— Понял, доминус.
— Надо же дать прочувствовать князю Бусу важность как его мис-сии, так и нашего положения. Чай, не последние императоры в этом мире, — пошутил август. — В этом деле, как с вином: чем больше оно устаивается, тем крепче. Ха-ха-ха!
Андроник позволил себе улыбнуться одними глазами в знак того, что шутку своего царствующего господина понимает и одобряет.
— Но, — поднял Константин указательный палец правой руки, за-остряя тем самым внимание своего советчика и телохранителя, — других посредников к нему не подпускай. Я знаю наших царедворцев: обдерут бедного посла как липку, обещая помощь. Сами ведь не помогут, но ободрать — обдерут за милую душу. А он потом, возвратившись к себе на родину, будет дурную славу о нас распускать: корыстолюбцы, мол, и взяточники. Нам же худая слава совсем ни к чему!
Андроник понял, что император лукавит. Он не за казну посла Буса переживает и даже не из-за того, что где-то в далеком краю будет «ос-лавлен», а потому, что боится, что его ближайшие слуги порядком «об-легчат» подарочный багаж посла, и ему достанутся не все полагающие-ся по такому случаю подарки.
— Все сделаю, как скажете, доминус, — поклонился Андроник, по-пятившись задом к выходу из кабинета.
— Еще что-нибудь имеется? — задал формальный вопрос Констан-тин, давая тем самым больше понять, что аудиенция окончена, чем, же-лая ее продолжения.
— Нет, доминус.
— Тогда ступай, а я еще поработаю над документами. Кто-то же должен в государстве заботиться о благополучии подданных, не всем же баклуши бить да императорских милостей требовать.
И когда Андроник уже закрывал за собой тяжелую дубовую двух-створчатую дверь кабинета, добавил:
— Не забудь время от времени напоминать мне о посольстве Руско-ланского князя. Надо согласовать дату приема.
— Будет исполнено, доминус, — тихо отозвался Андроник и закрыл за собой створки парадных дверей.
Андроник удалился, а император Римской империи, отодвинув в сторону исписанные листы бумаги и серебряную чернильницу с остро отточенным гусиным пером, о чем-то стал размышлять наедине с собой. Тело и голова оставались недвижимы, и только его слегка удлиненное аскетическое лицо с остро обозначившимися вертикальными складками кожи на лбу у переносицы и на границе уголков губ и щек, жило жиз-нью мыслителя и полководца. Время от времени по нему пробегали легкие гримасы размышлений, скорее всего, противоречивых. Так как, то одна, то другая щека невольно подрагивали, а крылья длинного, с небольшой горбинкой, носа нервно трепетали. Тяжелый подбородок, говоривший о породистости владельца, лишь усиливал это впечатление. А широко поставленные черные, как агат, глаза оставались суровы и холодны даже под дымкой раздумий и смотрели обжигающе своим хо-лодом, почти не мигая.