Время бусово
Шрифт:
— Сам знаю, — успокаиваясь, с заметным смущением ответил Злат на замечание брата-князя. — Но ничего поделать с собой не могу. Душа огнем горит, мщения требует. Немедленного мщения! Да такого, чтобы ворог на всю жизнь запомнил, чтобы его правнукам в десятом колене повадно не было на земли русичей войной ходить!
— Ты вот спрашиваешь, — посуровел Бус, — что делать?!! А не я ли предлагал киевскому князю Кию, внуку славного Щека, славному по-томку легендарного Отца Кия, много столетий назад основавшего град сей, союз? В том числе и против готов… Не я ли?!! Но он отказался, понадеявшись, что родство с готскими вождями его спасет… Возможно, гордыня одолела, или какие прежние обиды мучили… А, может, и опасности, исходившей от готов, не видел. Знаешь, в гордыне великой люди и «куриной
Бус действительно, став князем, несколько раз посылал в Киев своих лучших мужей в качестве посольства с предложением заключить союз между Русколанью и Куявой, но молодой и заносчивый князь по-лян, привечая посольство, от воинского союза под разными предлогами уклонялся.
— Князь, — взглянул в глаза брату Злат, — все так. Но что теперь о том толковать. Не судите — да не судимы будете! — гласит древняя муд-рость. Теперь и князя Кия, возможно, в живых нет, и народ простой под чужеземным игом страдает. Но даже речь не об этом. Речь вести надо о том, как Русколань от вторжения готов, многочисленных и прожорли-вых, как саранча, уберечь! Ведь они на покорении земли полян не оста-новятся. Недаром же говорится, что аппетит приходит во время еды. Надо что-то делать, чтобы подавились…
— Будем общее ополчение собирать, Злат, — поспокойнев, отозвался Бус. — Клич кинем! Одной княжеской дружиной нам не совладать. Готы всегда были сильным и хищным противником. Их даже императоры Римской империи побаивались и всегда старались на свою сторону пе-реманить. Где звонким златом, где службой при дворе императора. Тебе же, Злат, как волхву, владеющим зажигательным словом, способным воспламенить сердца людей, как простых огнищан и горожан, так и их вождей и князей, предстоит, взяв воев в моей дружине и несколько за-водных коней, обскакать славянские земли и собрать ополчение. И как можно быстрее! Время не ждет. Жаль, что не успел я по примеру рим-лян наладить почтовые гоны между нашими землями, чтобы посылать скорые эстафеты. Но, ничего, вестовыми о двуконь обойдемся как-нибудь. К тому же мне придется не просто вестовых посылать, а, счи-тай, послов, доверенных лиц. В противном случае вероятность того, что местные князья посчитают себя униженными, неизбежна. Так, чтобы дело до греха не доводить, надо лучших людей своих посылать. Не ис-ключено, что и тебе придется к кому-нибудь послом последовать, как и другим братьям нашим.
Бус корил в этом вопросе себя, хотя дело было не столько в нем, как в удельных князьях славянских, не пожелавших вводить римские обычаи в своих землях. «Ромеи и римляне нам не указ, — кичливо отка-зались тогда они от нововведений. — Как-нибудь по старым обычаям и порядкам, принятым нашими дедами и прадедами, проживем. Ведь жи-ли до сих пор, не тужили, и дальше без туги-печали проживем!»
— С моим удовольствием, — кратко отозвался на речь брата Злат.
— Да что толковать о том, — с грустью после только что прошедших размышлений продолжил Бус. — Ушедшую воду в реке вспять не повер-нуть. Ты составь-ка песнь вещую, чтобы за душу каждого русича брала, на бой святой звала, чтобы не только мужи, но и женки наши на ворога ополчились, меч, стрелы в руки взяли, коней боевых оседлали. Сам тем словом вещим в весях и градах народ на вечах всколыхни, да жрецов способных той речи научи — пусть и они вещее слово в народ несут, на бой зовут! Сделаешь?
— Сделаю. Это ты, князь, верно размыслил: вещим словом по серд-цам русичей ударить, как в набат во время пожара, чтобы гул шел и слышно было за десятки поприщ! О том еще Златогор нам не раз сказы-вал, о том и Веды наши твердят, Русь беречь призывают, не щадя ни крови, ни самого живота.
— А еще, — дав возможность высказаться брату-волхву, продолжил Бус, — необходимо жрецам нашим во всех храмах, на всех капищах, бо-гам нашим жертвы преподнести, молитвы сотворить. Да не просто са-мим сотворить, а принародно, прилюдно, чтобы каждый селянин, каж-дый огнищанин, каждый горожанин то прочувствовал, чтобы матери детей
Бус говорил, чеканя слова, словно сам он на этих вечах присутст-вует, словно сам своим подданным все с амвона говорит.
— Только людских жертв жрецы пусть не вздумают приносить, — предостерег Бус брата, — наши боги того не любят. А то, знаю, найдутся и такие, что жертв человеческих от родов-племен потребуют. Наверное о них христиане говорят: «Заставь дурака Богу молиться, он и лоб рас-шибет». Таких — самих на жертвенный костер посылать надобно. Брат, ты понял?
— Понял. Прослежу. А уж в Кияре точно не позволю. Пора отхо-дить от диких традиций.
— Это точно, пора. Вон христиане со своей верой таких жертв не приемлют.
— Да и русичи, согласно Ведам и Книги Коляды, тоже…
— Вот и договорились. Теперь же пойдем, о сборе веча объявим. А то народ наш это сам учинит. А это — непорядок. Я собирался на вече идти, видишь, — повел могучими плечами Бус, — бронь вот уже одел и корзно прихватил — осталось его повязать. Да ты чуть придержал. Впро-чем, это и к лучшему: оба на сбор веча укажем. И князь, и волхв! А там и остальные братья наши подойдут, и старшая дружина — за ними уже конных нарочных послал.
Как уже выше говорилось, Бус действительно был одет по-боевому: в светлой чешуйчатой кольчуге — колонтаре, усиленной на груди бронзовыми пластинами, при мече на поясе. Алый шелковый плащ — символ княжеской власти и светлый под цвет кольчуги шлем находились рядом, на одной из лавок княжеской комнаты, чтобы при первой необходимости дополнить боевое одеяние витязя.
Торжище, на котором по княжескому кличу должно было собрать-ся вече жителей града Кияра и его ближайших окрестностей, гудело, как растревоженный рой пчел. Кроме поголовно прибывших на вече княже-ских дружинников из старшей и младшей дружин, тут уже находились посадские со всех концов посада и во главе с тысяцкими и сотенными, ремесленные люди вместе со своими старшинами, купцы с родственни-ками и челядью, торговые гости из других земель, оказавшиеся в этот день в граде. Они не имели на вече решающего голоса, но кто же им запретит присутствовать на вече и слушать народ. Никто. А послушать не мешает, чтобы потом, возвратившись в свои земли, не только о ре-шении веча рассказать, но и о самом ходе: кто и что говорил, на чем настаивал.
Почти все киярские мужи на вече прибыли оружны: кто на древко копья, опершись, стоит, кто рукоять меча дланью теребит. Только жен-щины, пестро одетые и покрытые темными платами, были безоружны. В отличие от мужей, разговаривавших друг с другом кратко и с каким-то ожесточением, женщины больше молчали, скорбно поджав губы и скрестив руки на животах. А в их, ранее светлых как само небо глазах, собралась вселенская печаль, замутив взор и погасив огонь радости.
Бус, взойдя на возвышение торжища, амвоницу, специальное со-оружение местных мастеров, позволяющее находящемуся на нем чело-веку возвышаться над окружающими, чтобы самому быть всем видным и чтобы всех видеть, с которой до сей поры не раз выступал, доводя до сородичей те или иные решения, с которой суд чинил и учение о Пути Прави рассказывал или же новый календарь в обиход вводил, вынул меч из ножен и поднял его над головой, призывая собравшихся к тишине и вниманию.
Народ притих.
— Русы и аланы, берендеи и сарматы, кимры и скифы, все жители града Кияра Антского! Цвет и гордость Русколани! Мы собрались с ва-ми на вече не по радостному случаю, не по торжественному празднику, даже не по случаю погребальной тризны о ком-то из сородичей… Мы собрались по горестной причине — враг идет на нашу землю! Враг стоит у наших врат! Сильный и хитрый враг, не ведающий жалости и пощады ни к старому, ни к малому, ни к девице, ни к замужней женщине-матери! Этот враг уже попирает своей грязной пятой земли тиверцев и уличей, словенов и хорватов, карпов и сурежан, тавров и полян, воль-ных скифов и степенных антов! Он предал огню и мечу град Киев, воз-двигнутый легендарными прародителями нашими Кием, Щеком и Хо-ривом и их сестрой Лебедью, детьми Отца Яруна-Ария!